Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

Самого ужасного вида.

Волос брось на такой, распадется на две части.

Не какой-то там подарочный рог, настоящее холодное оружие!

При всем этом не выглядела Анечка вертлявой, как шестикрылый воробей, напротив, держалась как леди Макбет. Шурик видел такую пьесу. Его поразило, как профессионально отнеслась к своему предназначению леди Макбет. Похоже, Анечка Кошкина твердо решила если не превзойти леди в решимости, то уж, по крайней мере, не уступить ей.

С печальной решимостью, а может и с нежностью тайной глядя на спящего Лигушу, Анечка присела на ту же ступеньку, под которую сунула нож. Что-то ее томило, яркие губы кривились, она то водила рукой по колену, едва прикрытому юбкой, то узкими ладонями сжимала виски.

Лигуша проснулся:

— Ты...

Это не был вопрос. Ни Лигушу, ни Анечку вопросы не интересовали. Похоже, у каждого был свой набор фактов и каждый эти факты комментировал по-своему.

Сашку ругаешь, комментировала Анечка, так Сашка за своим едет. Кокосы, бананы, чванливо вставил Лигуша, его тонтон-макуты съедят. Где ты слов таких набираешься, комментировала печально Анечка, Сашка дурак, зато законный наследник, его любая страна примет.

— Когти монтерские пусть возьмет.

— Зачем ему монтерские когти?

— А пальма? — просипел Лигуша. — Как на пальму полезет? Родственники где у Сашки живут?

Губы Анечки дрогнули.

Ты скот, сказала она. Похоже, лимит добрых отношений был у них давно выбран. Ты в картошке умрешь, не в пальмах. Сбежать хотел, меня бросить. Имя матери не помнишь, отца. В тебя стреляют, разве не скот? Я ради тебя отгул взяла. Хотела в деревню съездить, потом подумала: ты дурак, ты без меня вконец рехнешься.

Роальд и Шурик переглянулись.

Сбежать? Лигуша хотел сбежать?

Бывший бульдозерист сел, вытянул перед собой ноги, обтянутые тренировочными штанами. Неизвестно, слышал ли он Анечку.

Скот, просто скот, голос Анечки дрогнул. Он был полон мольбы, каких-то запутанных и неясных чувств. Мне говорил, все верну. Сколько раз говорил. Я на тебя постоянно трачусь. Я вычислила тебя. Говоришь — память, а врешь. Говоришь — все забыл, а врешь, врешь, нет скота хуже.

Лигуша самодовольно хмыкнул.

Семь лет, горько выдохнула Анечка. Вчерашнего разговора не помнишь, а семь лет!

Почему-то эта цифра пугала Анечку. Семь лет, семь лет, повторила она.

— Всего-то... — презрительно просипел Лигуша.

— Я что, кривая? — спросила Анечка. — Глаз у меня косит? Безграмотная, зубы не чищу? Кто привечал, кто просил, кто в ночь за тобою шел?

— ...Кто рогом хрустальным в ночи размахивал? — сипло продолжил Лигуша и подозрительно оглядел Анечку. — Всего-то семь лет. Другие побольше ждали.

Анечка оцепенела. Ее кулачки сжались:

— В тюрьму упеку!

Лигуша самодовольно промолчал.

— Косте Соловью кто грозил? Папку у Врача кто украл? Драки в кафе кто устраивал? Врач — придурок, но закон, он для всех. На десять лет упеку! Не семь, все десять ждать будешь.

— Чего? — тупо заинтересовался Лигуша.

— Свободы! — злобно выкрикнула Анечка.

Они заговорили враз, перебивая друг друга.

Лигуша сипел, Анечка то повышала, то понижала голос, переходя от ненависти к нежности, от нежности к злобе.

Не десять лет, пожизненное получишь! Анечка не жалела лет для Лигуши, а бывший бульдозерист чванливо тянул: за рог? за хрустальный? Анечка с ненавистью подтверждала: за рог! за хрустальный! я его не украла, на трудовые копейки взят! Лигуша чванливо поддакивал: видишь, рог! я не в Парагвай еду.

— Семь лет! — с ужасом и ненавистью выкрикнула Анечка. — Зачем тебе старуха? Ты врешь!

Шурик ничего не понимал.

При этом он чувствовал не без ревности — у Роальда этой проблемы нет. Как всегда, Роальд знал больше, чем говорил. Не зря ведь прикатил в Т. Тут не в гонораре дело, подумал Шурик. Не поехал бы Роальд в Т. ради тривиального гонорара, не захватил бы ради этого табельное оружие.

Странный на крылечке шел разговор.

Кажется, Лигуша куда-то собрался, и надолго. Кажется, Анечку это не устраивало. Семь лет не казались ей малым сроком.

И в самом деле, семь лет, подумал Шурик. Анечке не позавидуешь. Через семь лет она моложе не станет, да и неизвестно, вернется ли бывший бульдозерист? Памяти в тебе, что у воробья, не забывала напоминать Анечка. Сколько раз плитку включенной оставлял!

Не без раздражения Шурик вдруг осознал, что ни Лигуша, ни Анечка ни разу не упомянули ни одного конкретного географического пункта. Где можно проваландаться в нашей стране семь лет? Не в Крыму же, не на Памире. Парагвай, который был упомянут, несомненно являлся единственной страной, в которую Лигуша не собирался. Собственно, и Парагвай, похоже, Лигушу не пугал, но, судя по случайной обмолвке, это была-единственная страна, в которую бывший бульдозерист точно не собирался. И угроза Анечки запереть его на все десять лет, и не где-нибудь; а в одном из отечественных ИТЛ, бывшего бульдозериста тоже не пугала. Здесь не тюрьма? — сипел он. Заборы, ворота, изгороди, кюветы, ни пьяный, ни трезвый — не пройдешь и метра, чтобы не наткнуться на забор. Один пьет, другой ворует, третий ищет потерянное. А заодно и второй и третий пьют! Лигуша сипел столь чванливо, что получалось: сам он как бы над этим миром, это не он, а кто-то другой огибает вечерами заборы и кюветы, возвращаясь из кафе, это не он, а кто-то другой обнес свой домишко тесовым забором. Подумаешь, семь лет! — сипел он. Другие подольше ждали.

Лигуша чванливо хохотнул.

Приквакивая с придыханьем, он колыхался, как человек-гора, подвергшийся внезапному землетрясению. Голый рыхлый живот подрагивал, как бурдюк, каждый вечер наливающийся плохим пивом.

Коротким движением Анечка приткнула нож к голому животу Лигуши.

— Она убьет его! — шепнул Шурик.

— Заткнись! — Роальд даже не обернулся. — Возьми его на прицел.

— Его?..

Роальд не ответил. Он следил за каждым движением Лигуши, он старался расслышать каждое его слово.

Сейчас Лигуша дернется и Анечка вонзит в него нож!

Никогда Шурик не чувствовал себя так погано. Он задыхался. Когда пьяные тинейджеры загнали его в тупик между машинами и стеной универмага, он мысли не допускал, что не отобьется. Не искалечить бы лишь придурков. Даже когда Соловей катал его в картофельной ботве, он, в общем, был уверен, выручат. Но целиться в сиплого Лигушу, к животу которого и так приставлен нож?..

Он перевел прицел на тонкую напрягшуюся руку Анечки и сразу понял: выстрелить в Анечку он не сможет.

— Держи Лигушу на прицеле! —