Читать книгу - "Лозоходец - Айлин Лин"

Я содрогнулся, представив такую картину. Безногие, безрукие мальчишки-калеки. Голодные до такой степени, что и гнилые овощи едят. Мне не понять подобной жестокости. И не оправдать. Никогда.

Разговор наш постепенно угас. Почти осязаемо стояло в этих стенах эхо чужой боли и смерти, витало в воздухе чувство безысходности.

Яков Арнольдович скомкано попрощался, прихватил посуду и ушёл к себе. Я остался один.

Глава 33

Мои беззаботные дни в лечебном бараке пронеслись стремительной вспышкой. Яков Арнольдович выбил для меня один лишний день, но более увеличить моё пребывание был не в силах. Чигуров хотел золота, и он привык его получать любым способом, не считаясь с количеством загубленных жизней. В период, когда ни одна должность не защищала людей от доносов и ложных обвинений, никто не мог чувствовать себя спокойно. Выполнение плана по добыче золотой руды давало Андрею Ефимовичу чуть больше гарантий, что завтра он не вылетит со своего поста, как это случалось уже с его предшественниками.

И нас снова гнали в шахты, невзирая на то, что мороз так и держался на минус пятидесяти пяти, когда даже плевок замерзает на лету. Я не замечал этих будней, всеми мыслями погрузившись в продумывание плана побега. Выход один – бежать с прииска. Бои продолжались. Не чаще раза в неделю меня вызывал знакомый парнишка, и на потеху публике мы с очередным соперником мутузили друг друга. Заключённые давно знали, что надо от нас. Никому не хотелось умирать, и никому не нужны были чужие травмы, по молчаливой договорённости мы расквашивали друг другу носы, чтобы Чигуров мог насладиться видом чужой крови и наносили якобы смертельные удары, после чего мирно расходились по своим баракам.

Я хотел отложить в дорогу немного хлеба, но и это не удалось. Подсушивать сухари и прятать – мысль недурная, но надо было знать, насколько от голода у людей обострился нюх на подобного рода заначки. Мои припасы, несомненно, отыщут и тут же съедят. Не стоит из-за этого голодать. А носить хлеб в подкладке, он просто покроется плесенью. Лагерь держал нас железной хваткой, не давая ни единого шанса на побег.

Но видимо, кто-то сверху сжалился над моей семьёй, позволив мне привести свой план в исполнение самым невероятным образом.

Выйдя из столовой, я не спешил в барак, несмотря на усталость. Медленно шёл вслед за всеми, поотстав от толпы. Вдруг за последними бараками увидел странную возню. Уголовники нередко устраивали потасовки, определяя, кто чего стоит в их шакальем мирке. Но странная тишина, с которой действовали зеки заставила присмотреться к ним получше. Воздух прорезал тихий девичий писк, который тут же оборвался, и я бросился к толпе, что скрылась за углом.

Добежал до конца барака уголовников и приостановился, прислушиваясь, медленно приближаясь к зекам.

– Держи ей рот крепче, – голос Витька, – сейчас разложим цыпу, – гнусное хмыканье со всех сторон.

– Расстреляют, – мрачный ответ Кислого, – тебе что баб мало? Старый не обижает.

– Э, не скули, – это был Палач, – за неё никто не заступится, главное – не покалечить. Чуток позабавимся. Эти лагерные шмары ей и в подмётки не годятся.

Послышался шум возни. Я подошёл ближе и обомлел, зажатая со всех сторон уголовниками, билась Маруся, обхваченная тремя парами рук, рот её был зажат. Ещё двое зеков болтались рядышком, смотрели по сторонам. Девушка уже не могла вырываться, придушенная, еле трепыхалась.

Как она попала сюда? Или зекам удалось пробраться к лечебному бараку и подкараулить её там? Нет. Невозможно.

Раздумывать было некогда. Я, пригнувшись, подбежал со спины, прикрытый возвышающейся поленницей.

– Бу… – только и успел вякнуть первый мужик, получив мощный удар в челюсть. Зеки опешили, не ожидая, что кто-то посмеет прийти девушке на помощь.

Марусю толкнули к Кислому, он ловко перехватил медсестре руку, вывернув её, и зажал рот.

Меня в момент обступили кругом.

– Мы не торопимся, Бугай, – осклабился зек, – и на тебя времени хватит. Заступничек.

Кинулись все разом. Тело двигалось машинально. Блок, подсечка, удар, захват, бросок. В полной тишине. Я старался не выпускать из поля зрения Палача. Из всех он был самым опасным.

Витёк отвлёк моё внимание, бросившись ко мне. Развернувшись корпусом, я схватил его за тулуп, перебрасывая через себя. И в этот момент почувствовал удар туда, где была колотая рана. Тело пронзила острая боль, ощутил, как лопнули швы, стало тепло от брызнувшей крови. Извернувшись, пригнулся. Подсечка. В захват уйти нельзя, тотчас накинуться остальные. Отступил на пару шагов, выигрывая для себя немного времени. Зеки кружили, делая ложные выпады, отвлекая внимание друг на друга. И кинулись всем скопом, стоило мне чуть замешкаться. Будь они расчётливее и мне несдобровать, а в такой куче уголовники только мешали друг другу. Пригнулся, удар снизу в челюсть, в раззявленную харю. Кто-то схватил меня за ногу, стараясь опрокинуть. Зря. Я зажал шею противника между подмышкой и предплечьем в так называемую «гильотину», второй фиксируя хватку, и изо всех сил сдавил шею, секунда и тот отключился, я отпихнул от себя придушенного, выведенного из строя уголовника.

Перед глазами летали чёрные мушки, потеря крови при долгом голодании давала о себе знать. Дёрнувшись на чей-то бросок, пропустил удар в ухо. В глазах потемнело, я почти упал, в последний момент успев упереться руками в землю, и откатился в сторону от летящей на меня ноги.

– Живучий, с-с-сука, – оскалился Палач, – ничего, сегодня я тебя добью.

Связки на его лодыжке ещё не зажили, только это помешало ему двигаться с обычной скоростью. Он выхватил заточку, блеснувшую отражением лунного света в его руке.

Я поднялся на ноги, отскочил от стены. Нельзя дать им зажать меня. Позади послышался шум, лай собак и крики охраны. Нашу драку кто-то заметил. В один миг нас окружили конвоиры.

– Стой! – тоненько закричала Маруся, которую выпустил Кислый.

В следующий момент на мой затылок приземлился с оглушающей силой приклад, в мозгах взорвался салют огненными вспышками и сознание померкло.

Очнулся, отстукивая дробь зубами. Вокруг темно, тихо и дьявольски холодно. Где я? Встав на четвереньки, мотнул головой. Тело свело от мороза, мышцы не слушались. Раскачивался туда-сюда, разгоняя по жилам кровь, пытаясь согреться. Нащупал стену, поднялся на ноги. Я в какой-то каморке. Крохотной настолько, что от одной стены до другой было два шага, не более. Дерево, покрытое инеем, окон нет. Карцер. Я слышал о нём, но видеть не приходилось. БУР – барак усиленного режима, стоял в отдалении от наших жилищ, ближе к дому командного состава. Несколько крохотных