Читать книгу - "Невестам положено плакать - Александра Довгулёва"

Борс вновь улыбался с залихватской весёлостью. Он постучал себя по груди, подсказывая кто именно будет исполнять роль буйного мужа в случае чего. Казалось, что он был уверен: они сумеют избежать все опасности и заморочить голову всякому, кто взглянет на них с подозрением. Гленна позавидовала его силе духа! Пусть они сумели спастись столько раз от людей и нелюдей, она всё ещё преступница в глазах простых людей. Борс сумел справиться с троими воинами, но что он будет делать, если нападающих будет дюжина? Даже если это будут крестьянские мужики с грубыми кулаками — как они выпутаются? Если не из верности королю, то ради награды обязательно найдутся те, кто захочет схватить Гленну, коли в их обман не поверят.

Невесёлые мысли усилили усталость Гленны втрое. Борс коснулся её плеча, затем щеки в ласковом жесте. Впервые, с тех пор как они покинули лес.

— Я обещал тебе, что помогу сесть на корабль. Верь мне, прошу.

Она верила, что Борс приложит все усилия, чтобы выполнить обещание. Просто теперь Гленна боялась не только за себя, но и за него.

Пурка влетел в воду сразу же, как понял, что хозяин думает устраиваться на ночлег. Борс долго осматривал лошадь, шептал ей что-то ласковое на незнакомом Гленне языке. Она вновь поймала себя на мысли, что когда он говорил с лошадьми становился другим. Он любил их, а они, необъяснимо, доверяли ему. Даже если Борс уводил чужую лошадь, даже если от его руки пал предыдущий хозяин. Гленна, невольно, потёрла кольцо матери, гадая: откуда в нём этот талант, кто его учил?

Может и Борс стал когда-то свидетелем бесчинств короля-язычника? В конце концов всё в нём указывало на благородное происхождение и воспитание, которое получали будущие воины, рыцари, лорды и короли. Тогда, он и впрямь помог Гленне из сострадания, потому что и сам был в немилости у короля англичан? Следом за этими мыслями, пришла ещё одна, совсем безрассудная. Мог ли он быть беглым соперником Тибальда? Может, сложись всё иначе, сам Борс бы стал королём объединённой Англии? Не потому ли он запретил Гленне спрашивать о прошлом?

Порыв ветра лизнул лицо Гленны, небо над морем было чистым, бесконечно голубым, с проседью перистых облаков, а вода — почти чёрной.

Узнает ли она когда-нибудь, кем на самом деле был её спаситель и как долго он жил под чужой личиной? Получалось, что он вовсе не был искренним. Если, хотя бы одна из её догадок была близка к истине — вся его жизнь одна сплошная ложь. Только Гленна не чувствовала себя обманутой. Не ей было его винить в желании сохранить свои тайны.

Новый порыв ветра заставил поёжиться. Ночь обещала быть холодной.

* * *

Раннее утро принесло запах приливной волны и мелкой рыбы. Той было много в это время года: народившийся молодняк резвился на мелководье и, коли был не слишком удачлив, попадал на берег, принесённый водой. То и дело такой рыбой лакомился Пурка, после чего дыхание пса становилось отвратительным. Беда была в том, что тот то и дело подходил ластиться к Гленне, которая прежде не отказывала ему во всякой нежности. Теперь же она была не рада собачьему вниманию.

Борс вновь вёл лошадь под уздцы, жалея тонкие ноги. Он старательно избегал прибрежного песка. Там, где копыто кобылы утопало по венчик, Борс тут же уводил её выше, на пологий склон или, напротив, вёл по мелководью, если не было другого выхода. Гленна то и дело подбирала устриц, ещё живых. Такие хоть и считались пищей бедняков, вкушали и знатные ирландцы. В иные годы, когда земля по воле старых богов теряла плодородие, одним морем кормились все, независимо от сословия. Потому и Гленна знала, как отличить хорошую устрицу от негодной. Жаль только не было уксуса. Отчего-то Гленне было в радость понимать, что в кои-то веке во время их путешествия съестное смогла добыть и она. Чего уж говорить: морской берег был для неё привычнее лесной глуши. Потому и понятнее.

Они переждали полдень в тени крутого берега резкой линией врезавшегося в каменистый пляж. Борс переживал за лошадь, чистил её копыта и причитал, а Гленна же, отобедав, с брезгливым удовлетворением разглядывала орду ярко-красных божьих коровок, облепивших подсохшую рыбину на прибрежных камнях.

Пурка лежал у её ног, высунув язык: он не стал есть устрицу, но вполне был доволен жизнью. Гленна поглаживала его по влажному боку: пёс норовил зайти в воду при любой возможности. Даже не смотря на то, что соль щипала его нос и язык.

После полудня, они вышли на утоптанную дорогу. Она была слишком хороша, чтобы появиться здесь случайно и вела вдоль берега, причудливо петляя между деревьев. Они поднялись на пологих холм. Солнце вышло из-за облаков впервые за этот день и Гленне стало светлее на душе. Ещё и потому, что не смотря на всё, что ей довелось пережить, на свете всё ещё были такие места, как это. Бесконечный луг был усыпан цветами, которые раскрывали свои лепестки навстречу вышедшему солнцу. Голубые колокольчики вперемешку с покачивающимися на ветру злаками радовались тому, что тень отступила.

— Красиво, — сказала Гленна себе под нос.

Молчавший почти весь день Борс, неожиданно отозвался.

— Верно.

Они постояли на изгибе дороги, прокатанной колёсами тяжёлых телег. Луч солнца высветил несколько сваленных вместе камней неправильной формы. Ещё один след великанов, древних как небесный свод. Отчего-то, ей так легко было представить, что именно здесь, из одного из камней, того, что был чуть выше прочих, вытащил меч маленький мальчик, сделавшись в одночасье королём.

— Однажды, я побывал за морем, в месте откуда взяли начало викинги, — внезапно начал Борс.

Гленна затаила дыхание. Неужели он и впрямь решил рассказать о себе что-то, о чём запретил его спрашивать? Девушка ощутила неожиданный голод до знаний, поняла, что любая ниточка тянувшаяся из его прошлого для неё ценнее злата. Она боролась со своим любопытством всё это время, но сейчас, поощрённое самим охотником, оно разгорелось с неистовой силой.

— Они сами говорят, что там слишком холодно, чтобы пристало жить человеку. Тот край суров, но и красив. Однажды по весне я был высоко в горах. Мне трудно объяснить тебе, Гленна, что чувствуешь на такой высоте. Там сам воздух такой, что голова идёт кругом, а звёзды столь близки, что кажется можно услышать их голоса. В том краю рождаются чудовища, закалённые холодом, и люди, столь же могучие, сколь крепки скалы,