Читать книгу - "Весь Роберт Джордан в одном томе - Роберт Джордан"

все плитки были красными. И дело было вовсе не в реакции слуг. И она совсем не упрямилась. В конце концов, она и правда промокла и хотела переодеться в сухую одежду, или уж на худой конец, получить сухое полотенце, но увидеть женщину из Родни было большой неожиданностью, да и две спутницы Реанне тоже привлекали к себе внимание. Бергитте тихо выругалась, прежде чем последовать за ней, размахивая своим луком, словно пыталась ударить кого-то невидимого. В узах ощущался рост нетерпения и раздраженности, но вскоре все притихло. Авиенда не отставала от Илэйн, но суетливо пыталась отжать воду из шали. Несмотря на все дожди и все реки, которые ей приходилось видеть после того, как она пересекла Хребет Мира, а также огромные подземные цистерны с водой внизу под городом, Авиенда все равно морщилась от подобного расточительства – просто так проливать воду на пол. Восемь женщин-телохранительниц, отставшие при неожиданном повороте Илэйн, поспешили их догнать, бесстрастно и молча, если не считать топота сапог по полу. Выдайте кому угодно меч и сапоги, и он сразу примется чеканить шаг.

Первой из спутниц Реанне оказалась Кара Дефане – бывшая толи Мудрая, толи Целительница из рыбацкой деревушки на Мысе Томан перед тем, как Шончан надели на нее ошейник. Полненькая, с веселыми глазами, она выглядела лишь чуть старше Илэйн, хотя на самом деле ей было под пятьдесят. Вторую звали Джиллари, в прошлом – Шончанская дамани. При виде ее Илэйн похолодела. Что бы о ней ни говорили, эта женщина, несмотря ни на что, оставалась Шончанкой.

На вид Джиллари была среднего возраста, но даже она сама не знала, сколько на самом деле ей лет. Хрупкого телосложения, с длинными огненно-рыжими волосами, и с глазами, такими же зелеными, как у Авиенды, она с Марилле, второй рожденной в Шончан дамани, остававшейся во Дворце, упорствовали в том, что они по-прежнему дамани, и их нужно держать в ошейнике из-за того, что они могут натворить. Ежедневные прогулки были одним из способов, которыми Родня пыталась приучить их к свободе. Конечно, прогулки под внимательным наблюдением. За ними всегда пристально наблюдали, днем и ночью. Иначе любая из них могла попытаться освободить сул’дам. На счет этого, даже на Кару нельзя было положиться, если оставить ее наедине с любой сул’дам, как нельзя было положиться и на Лемору, юную Тарабонскую дворянку, которую заключили в ошейник, когда пал Танчико. Конечно, такое побуждение не пришло бы к ним само по себе, однако нельзя было с уверенностью сказать, что бы сделала любая из них, если бы кто-то из сул’дам приказал ей помочь бежать. И у Кары, и у Леморы оставалась сильная привычка к повиновению.

Глаза Джиллари при виде Илэйн расширились, и она с глухим стуком упала на колени. Она попыталась сжаться в комочек на полу, но Кара схватила ее за плечи и мягко заставила снова подняться на ноги. Илэйн старалась не показать своего отвращения, и надеялась, что ей это удалось. Все приняли бы это падение на колени за попытку пресмыкаться перед ней. Возможно, отчасти так и было. Как кто бы то ни было, мог хотеть снова одеть ошейник? Она снова услышала голос Лини и вздрогнула. Ты не узнаешь причин действий другой женщины, пока не проходишь год в ее платье. Но чтоб ей сгореть, если у нее есть хоть малейшее желание сделать подобное!

«Ничего этого не нужно», – сказала Кара. – «Вот как мы делаем!» – и присела в реверансе, правда, не очень грациозно. Впрочем, до того, как ее захватили Шончан, она никогда не видела города с населением больше, чем в пару сотен человек. Спустя мгновение рыжеволосая женщина еще более неуклюже раскинула свои темно-голубые юбки. Фактически, она чуть не упала, и залилась ярким румянцем.

«Джиллари просит прощения», – почти прошептала она, сложив руки на талии. Ее глаза продолжали кротко смотреть в пол, – «Джиллари постарается запомнить».

«Я», – сказала Кара. – «Помнишь, что я тебе говорила? Это я называю тебя Джиллари, но ты должна говорить про себя «Я» или «мне». Попробуй. И посмотри на меня. Ты можешь это сделать!» – она говорила так, словно подбадривала ребенка.

Шончанка облизнула губы и искоса посмотрела на Кару.

«Я», – тихо сказала она. И немедленно начала плакать: слезы катились по ее щекам быстрее, чем она могла вытирать их пальцами. Кара заключила ее в объятья и успокаивающе зашептала. Кажется, она тоже готова расплакаться. Авиенда неуютно поежилась. Дело было не в слезах – мужчины и женщины Аийл не находили ничего постыдного в слезах, если на то была причина, но у них считалось неприличным держаться за руки на людях.

«Почему бы вам двоим не прогуляться немного одним?» – сказала Реанне этой парочке, ободряюще улыбнувшись, отчего углубились морщинки в уголках ее глаз. У нее был высокий красивый голос, очень подходивший для пения, – «Я найду вас, и мы сможем вместе поесть», – Женщины сделали реверансы и ей. – «Если хотите, миледи», – сказала Реанне прежде, чем они успели отойти даже на пару шагов, – «мы могли бы поговорить по дороге в ваши апартаменты».

Ее лицо было спокойным, а тон не придавал никакого особенного веса ее словам, и все-таки Илэйн стиснула зубы. Усилием воли она заставила себя расслабиться. Не было никакого смысла быть упрямой и глупой. Она действительно промокла. И начинала дрожать, хотя день едва ли можно было назвать холодным.

«Отличное предложение», – сказала она, собирая свои промокшие серые юбки. – «Идемте».

«Мы могли бы идти чуточку быстрее», – проворчала Бергитте, но не настолько, чтобы ее не услышали.

«Мы могли бы и пробежаться», – сказала Авиенда, вообще не пытаясь понизить голос, – «заодно высохли бы».

Илэйн проигнорировала обеих, и заскользила вперед с приемлемой скоростью. Ее мать назвала бы такой шаг королевским. Илэйн не была уверена, что у нее это вполне получается, но и не собиралась бежать через весь дворец, или даже торопиться. Один вид того, что она куда-то спешит, мог породить дюжину разных слухов, если не сотню, каждый из которых будет о каком-нибудь ужасном происшествии, каждый новый еще хуже предыдущего. Итак, уже слишком много разных слухов разносится от каждого дуновения ветра, словно так и надо. И худший из них был о том, что город готов пасть, а она собирается спасаться бегством, пока это еще не произошло. Нет, ее будут видеть только совершенно спокойной. Все должны верить, что она совершенно уверена