Читать книгу - "Жестокие всходы - Тимофей Николайцев"

СУЛИЛИ ВЛАСТЬ НАД ВСЕМ ОБОЗНАЧЕННЫМ МИРОМ… ТЫ УЖЕ ПОЛУЧИЛ ЕЁ, И ТЫ ПОЛУЧИШЬ ЕЩЁ БОЛЬШЕ… ГЛИНА НУЖДАЛАСЬ В ТЕБЕ, НО И ТЫ НУЖДАЛСЯ В ГЛИНЕ… НЕ ПРОСИ ЖЕ У НЕЁ НИЧЕГО… КРОМЕ ВОЗМОЖНОСТИ СЛУЖИТЬ…

Он, наконец, забылся сном на спёкшемся земляном полу, и пятиугольная плита с шипастым Троном на ней — возвышалась над Луцием, воздетая железными корнями на недосягаемую высоту. И он, Новый Наместник — не сидел на этом троне, величественный и гордый, каким собирался быть… он валялся ниц у подножия его…

Глава 40 (тяжёлая, как пыль от городов, до основанья срытых…

Теперь Ремесленная стала совсем пуста — от края до края… От первых, уже непроходимо заросших, дворов — до крайних, недавно только покинутых.

Зияли настежь распахнутые окна, и в них беспрепятственно толклась мошкара, ошарашенная этими новыми, так нежданно подаренными ей пространствами.

Все были ошарашены… Даже ветер, и тот обходил улицу взад и вперёд, словно разыскивая потерянную вещь — заглядывал в дома, отчего скрипели на петлях оставленные без присмотра двери. Чей-то скарб, оброненный в спешке, валялся у края тротуара. Как выбеленные солнцем хрупкие кости, торчали из растоптанного свёртка осколки фарфора. Лоскуты тряпок, дорогих цветастых и простых серых, трепетали на мостовой то тут, то там — ветер заглядывал и под них, шевеля и переворачивая, будто жандармским штыком орудовал.

Из подвального продуха одного из Доходных Домов вдруг вывалилась на мостовую необычайно большая, но при этом тощая крыса. Она была очень старой. Шерсть на ней (не серая уже, а скорее бурая) свалялась клочками, хвост был голый и нервный. Куда-то беспричинно торопясь, она метнулась вдоль стены дома, в несколько прыжков достигла сорняковых зарослей за бывшим крыльцом мастерской по заточке ножей, резцов и прочего инструмента… и канула в них, не оглядываясь… Сухие волны травы дрогнули и сомкнулись…

Сорняк завладел если ещё не всем городом, то уж Ремесленным Кварталом — точно. Он вынимал булыжник из мостовой и легко, играючи, расшатывал кладку фундаментов — будто ослабленные цингой зубы. Беззвучно накренялись всё ниже и постепенно ложились на землю заборы — корни сорных трав жадно впивались в столбы опор и за пару ночей подгрызали их. Сдавшихся и совсем упавших — рвали на части молодые побеги, сухие от самого рождения, жадные до побед и пиршеств… растаскивая ребрышки досок по одной, да по две…

На трактах сорняк ещё успевали кое‑как давить копытами и ободьями, но чуть подальше от проездных улиц — бурьян стоял стеной. Вот, гляньте только — на месте чьего‑то бывшего огорода, там, где сгорел до золы сундук старика-соровата, возвышается теперь настоящий травяной лес, и качаются на ветру сухие зонтичные кроны.

Войди, возвратившийся в наш город путник, подступись к тому проулку, да удивись, ужаснись — насколько же быстро вымахала здесь совершенно дремучая чаща. Давно ли ты не был у нас? Меньше недели, говоришь? Эх… неделя теперь — срок совсем немалый… и особенно долог он для тех, кого погнали прочь с обжитых мест. Так что, не удивляйся, путник… и не приходи сюда больше. Нет тут теперь и не будет никаких Мастерских!

А кое-где в сплошном этом жёлто-сером шелестящем частоколе, отрезающем бывшую Ремесленную от всего остального городского мира — порой мелькала совсем свежая, отливающая сырым металлом, поросль. Вплетаясь в прочую сорняковую неразбериху, она принимала облик соседствующих с ним растений — то распускалась жёстким дырчатым листом, то нацеливалась в небо веерами заостренных спиц. А то и отращивала репейные колючки — маленькие, но увесистые була́вы на гибких проволочных петлях.

Пока они были хорошо различимы среди травы, но так будет лишь до первого дождя. Потом они растеряют весь металлический блеск, порыжеют — сами покроются пятнами ржи и забрызгают этой ржой всё окружающее.

Луций слышал, как оттуда, из-за сорняковой стены, восставшей по всему Кварталу за одну неделю, ещё доносились окрики и конский храп. Глаза Кривощёкого, через которые он глядел, теперь различали — жандармы стояли редкой цепью, сверкая поверх плеч примкнутыми штыками. Мошкара жрала их немилосердно. Время от времени кто-нибудь из них, не выдержав, совал свою винтовку соседу, сам же — лез за пазуху, вынимал плоскую жестяную коробку вроде тех, в чём обычно носили душистый табак, а теперь носят топлёный собачий жир. Табачный дым от мошкары не помогал вовсе… даже трескучий самосад, за две-три курки делающий пальцы и усы курильщика неотмываемо-жёлтыми. Вдоль жандармской цепи местами тлели угли в продырявленных вёдрах, накрытые зелёной травой и лопухами… и длинные космы дыма, совершенно бесполезные — только лезли в глаза, да наматывались на тележные ободья.

Ремесленную выселили всю и принялись теперь за примыкающие к ней переулки.

Жителей сгоняли с места, не давая даже толком собраться. Не вступая в разговоры, жандармы выламывали двери и разносили вдребезги окна первых этажей. Тех, кто упирался — гнали прикладами в спину. Поговаривали, что бывший Ремесленный Квартал теперь вообще закроют для пешего или конного хода, отгородив земляным валом. Нашлись люди, которые сами видели — подвезли уже на подводах известь и мятую глину для первого слоя. Это было похоже на правду. Лица жандармов были темны, как ночь. На тумаки они не скупились. Конные ездили взад-вперёд, щедро раздавая плети.

Кое-кто, правда, ещё сомневался…

— Как это — вал? Вокруг всего квартала, что ли? Да вы что? Это ж сколько месяцев на такую работу уйдёт? Или лет даже!

— Ничего ни лет… — горько отвечали ему. — Что бы ты понимал… Молодой ещё…

— Это ж вам не грядку в огороде насыпать. Тут же трамбовать нужно будет… послойно… Какой периметр у того Квартала? А высота — сколько саженей? Тут одними трабовальными колотушками столько выйдет работы — примерно по часу на каждый грунтовой куб… — сомневающийся оказался шибко грамотным, принялся что‑то подсчитывал в уме, и подсчёты эти — легко срывались у него с языка.

— Да камень толчёный же будут добавлять, дурья башка! Раствор всё и скрепит… — нехотя, но наперебой растолковывали ему, а сами — волокли и наспех увязывали на телеги домашний скарб.

— Цемент, что ли? Да, откуда его взять — в таком-то количестве?

— Да, намелют…

— Это ж не любая гранитная булыга на помол сгодится — нужен тот, серый… меловой! Вы что, простаки, думаете — его как помидоры с куста собирают? Или, он под землей как картошка родится — копай, да нагребай, так что ли? Он же — очагового залегания! Найти его, наколоть-поднять, потом ещё натолочь… Это ж сколько времени нужно?

— Ты