Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

с камнем в руках. Одним из тех камней, на которые плещут воду для пущего жара. Лидия использовала камень не по назначению, она из последних сил опустила его на белобрысую макушку Вольфа.

Если бы Вольф был человеком, они с Лидией выиграли бы этот бой. Лидия выиграла бы его в одиночку! Но Вольф не был человеком, и череп его было не пробить камню, зажатому слабой женской рукой.

Лидия отлетела к противоположной стене, ударилась, хорошо, если просто отключилась, а не умерла. Потому что сил в этой хрупкой женщине осталось лишь на то, чтобы попробовать спасти его, Митяя. Она попробовала. У нее ничего не вышло. Силы закончились. Фарт почти закончился. Его оставалось всего на один замах ножом.

Митяй замахнулся и, наверное, его нож попал бы в цель. Если бы Вольф был человеком. Если бы Вольф был хотя бы обычным упырем. Но Вольф не был обычным упырем. Поэтому вместо грудной клетки лезвие вспороло воздух в том месте, где всего мгновение назад стоя Вольф. А потом запястье Митяя сжали в стальных тисках. Сжали и провернули. Что-то хрустнуло, но звук этот потонул в крике. В его собственном полном боли и отчаяния крике.

А ведь он давал себе слово не кричать. Не кричать, не плакать и не быть слабаком. Он давал себе и другим много разных обещаний, но хватило одного единственного неуловимого движения, чтобы тело забыло все обещания и предало своего хозяина. Чтобы загнать обратно в глотку этот крик, Митяй вцепился зубами в рукав пальто, зажмурился крепко-крепко, до белых кругов перед закрытыми глазами. Они проиграли… Они еще не начали этот бой, но уже проиграли…

Крик оборвался и в наступившей тишине Митяй услышал урчание. То самое мерзкое урчание, от которого волосы на загривке встали дыбом. Да, они проиграли бой. И бой, и собственные жизни, потому что этот упырь не остановится, пока не выпьет их до самого донца. Играться он больше не будет, он просто сожрет сначала его, Митяя, а потом вернется к Лидии. Если Лидия еще жива…

Урчание прекратилось в тот самый момент, когда Митяй уже мысленно попрощался со своей беспутной жизнью, попрощался и попросил прощение у всех, кого собирался оставить на растерзание этому страшному миру. Урчание прекратилось, а потом перешло в разъяренный рык. Вольф отпрянул от Митяя, обернулся. В его спине торчал осиновый кол. Вошел бы этот кол сантиметров на десять глубже, и все было бы решено, фарт бы вернулся ко всем разом. Но плотная армейская шинель… Но упыриная изворотливость… Но слабая женская рука, которая всего мгновение назад сжимала осиновый кол…

– Соня, беги! – из последних сил заорал Митяй.

Поздно бежать, бессмысленно ругать за то, что не послушалась, не дождалась и сунулась вслед за ним в эту ловушку. Вот и снова он виноват. Нет ему прощения.

Она все еще была на ногах, медленно пятилась к закрытой двери, выставив перед собой свой смешной ножик для корреспонденции. Она пятилась от упыря, но смотрела на Митяя. В ее взгляде тоже была вина.

– Не трогай ее! – Митяй попытался встать, оперся поломанной рукой в бревенчатую стену, зашипел от боли, но на ногах устоял. – Слышишь ты меня, рожа фашистская?! Не смей ее… их не смей трогать!

Вольф обернулся. Он не боялся поворачиваться к врагу спиной, мог позволить себе такую роскошь. И осиновый кол он выдрал из спины быстро, словно бы мимоходом. Их главный просчет был в том, что Вольф оказался не бездумной голодной тварью, а совершенно новым, смертельно опасным существом. Таким же опасным, как фон Клейст.

И оно, это существо, улыбалось плотоядной, зубастой улыбкой. Оно раздувало ноздри, чуя стекающую по подбородку Митяя кровь. Оно готовилось пировать. Нет, сначала оно готовилось мучить, а уже потом пировать…

А Соня была уже у самой двери. Даже если бы ей вздумалось убежать, бросить Митяя и Лидию на растерзание, она бы все равно не успела. Но она – дура такая! – не собиралась спасаться, не искала путей к отступлению. Взгляд ее лихорадочно шарил по стенам и полу бани в поисках оружия. Хоть какого-нибудь оружия! Она просто еще не понимала, что они уже перепробовали все…

– На меня смотри! – заорал Митяй, когда Вольф хотел было отвернуться от него к Соне. – В глаза мне смотри, упырина!

Упырина смотрел и скалился, нарочито медленными движениями расстегивал пуговицы на шинели. Не хотел перепачкаться в их крови, чистоплюй?!

– Ну, иди ко мне, кровосос! – Митяй покачивался из стороны в сторону, как пьяный, Митяй зорко следил за упырем и за тем, что делалось за его спиной.

Вольф не боялся повернуться к Соне спиной, не считал ее достойным противником. Никого из них он не считал достойным. Игрушки и легкая закуска – вот, чем они для него были. Но Митяй видел то, чего не видел Вольф!

Сначала он подумал, что ему показалось. Красные огоньки в дверной щели позади Сониной спины. Сначала одна пара, потом две, следом три. И дверь раскрылась чуть шире, еще недостаточно широко, чтобы в нее войти, но уже достаточно широко, чтобы Митяй смог увидеть поросшую еще редкой, клочкастой шерстью собачью морду. Сначала одну, потом вторую, потом черепушку…

А упырь уже шагнул к нему. Просто шагнул, без этих своих упыриных выкрутасов. Маленький крадущийся шажок от двери к нему, Митяю.

– Митя… – прошептала Соня. Глаза ее сделались огромными и черными-черными, как у вампиров. Только она не была вампиром, она была девочкой, за которую он был готов отдать свою никчемную жизнь.

– Соня, влево! – заорал он, что есть мочи. – Падай, Соня!

И она послушалась! Метнулась влево от двери, освобождая вход в баню. Метнулась, но упасть не успела. Ничего, Горыныч справился! Врываясь в баню, он задел Соню лишь самым кончиком острого хвоста, вычертив кровавый зигзаг на ее щеке. Не специально, так уж у него получилось.

В этом Горыныче не было почти ничего от того Темного пса, которого они знали. Но и смертельно раненным, теряющим ошметки плоти, он тоже больше не казался. Этот Горыныч был худым и жилистым. Кожа, кости и узлы стальных мышц. Шерсть покрывала его тело лишь местами, а на хребте выступали острые, как шипы, позвонки. Но в этом Горыныче уже была сила. Та самая сила, которой так недоставало им, простым смертным, чтобы справиться с упырем. А еще в нем была ярость и неуемное желание рвать врага на куски.

Именно эту силу и эту ярость почувствовал Вольф. Именно эта сила и эта ярость заставили