Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

– Болит? – спросила Рози. Касание ее рук было не похоже на касание рук Разы. Его – сильное, но осторожное, как будто откуда-то издалека, а ее – мягкое и нежное, как будто знает тайны каждого сантиметра на теле.

– Разминать не буду, только наложу повязку.

Достала из сумки травы и снадобья, разогрела куркуму, приготовила мазь и известковый порошок. Осторожными движениями нанесла на кожу и завязала креповой повязкой. Добавила в молоко куркумы и дала выпить Дочери, и Дочь уснула. На самом деле!

68

На следующий день приехал К. К., а Рози уехала.

Вечером проведать Дочь пришел Мастер Раза.

– Все тип-топ, детка, – сказал он, став Рози, чтобы облегчить ее душевную боль. – Кости в порядке, и все у вас хорошо, госпожа, – опять заговорил Раза.

Дочь с благодарностью посмотрела на него и соединила ладони. Она была признательна за эту всеобъемлющую заботу и опеку.

Мастер джи положил руку ей на лоб. Волосы были растрепаны, он убрал их назад:

– Этот треугольник волос на вашем лбу – признак красоты. Не прячьте его.

– Он ей от меня достался. – Смеясь, Мама дотронулась до своего лба.

Посередине, там, где заканчивается линия роста волос, часть их образует острый угол и устремляется к носу.

– Вы, тетушка, красивая очень, – сказал К. К.

– Мата джи – это Мата джи. – Раза тоже улыбнулся. – Но вы, госпожа, живите в радости, скорее поправляйтесь и будьте всегда любимой.

Дочь остыла. Захотелось расправить все тело, потянуться и громко заохать-заахать, как Мама. Прикосновение рук Разы было ей приятно. Она вспомнила шутку со школьных времен:

– В школе мы назвали этот треугольник волос «вдовий пик». Говорили, что муж той, у кого он есть, женится два раза.

– Твой так и сделал, – рассмеялся К. К.

– Наверное, мой тоже, – сказала Мама.

– Да, Мата джи? – Мастер Раза серьезно посмотрел на нее.

Дочь и К. К. оба рассмеялись, потому что беседа превращалась в полную чепуху. Мама тоже засмеялась, смущенно, как если бы смех прикрыл случайно оголившееся тело.

69

Сезон дождей все приглушает, и пение черной птицы кажется еще громче. Сумасшедшую трель слышит англичанин по имени Дерек Ман, который пишет по-французски и сидит в далекой европейской деревне. Сердце его дрогнуло, и на два мгновения он на всех основаниях появляется в этой истории, пестующей двунаправленность, берет ручку и запечатлевает в своем романе песню черной птицы:

«Где бы и когда бы ни пела черная птица, она только здесь и сейчас. Этот миг наступает год за годом и снова и снова соединяет это здесь и сейчас. Течение времени застывает в нем, это одно мгновение, неповторимое, запоминающееся, которое забывается до того, как опять не вернется, мгновение, у которого нет границ, только в этом месте, с этого дерева, непохожего на остальные, его ствол отделяется от этих зарослей, как будто из ниоткуда какой-то кусок, пробивший плодородную почву, в которой он и не в своем доме, и не лишен жизненных соков… Слева изогнуто, идет влево. Сколько шагов? Для ребенка – много, для взрослого – три-четыре… Слева от зарослей еще один куст, иногда они вместе стрекочут в голове, а справа зовет еще одно дерево: «давай, запрыгни на меня», нет ничего незначительного, каждая частица наполнена, так же, как тот первый взгляд, как в свете той первой весны. Вечер. Вечер ребенка, не знающий часов, не слишком поздно, он один, это его особенное место. Особенный возраст. Что он делает? Пока мелодия не звучит… внутри себя он прощупывает тревоги, которые заманили его в другое рождение, но постепенно он возвращается, успокаивается, вот оно. Когда начинает петь черная птица, он может слушать ее, полностью растворившись в звуке.

Впервые он понимает, когда настает подходящее время, впервые слушает, забыв обо всем. Перескакивает все то, что наболело, сам становится как будто отсутствующим, осознает свое неведение. Это откровение. Звук пьянит, он плывет в нем, ощущение, что это начало, начало конца, до него доносятся звуки радости, гнева, сожаления, повествования, ободрения, зависти, страсти, предостережений, страха, симпатии, волнения, насмешек, решимости, преданности, раздражения, храбрости, сосредоточенности, веселья, молчания. Язык, пробуждающий к жизни его собственный. Понимает все и ничего.

Возвращается далеко, туда, где он есть.

Всю жизнь черная птица будет говорить с ним, он будет бесконечно возвращаться в ту первую весну. Где бы он ни был, он будет только здесь, перед этим деревом, в этих зарослях, в этом сиянии и только в этом мгновении».

70

– Там нет краснолицых макак, – говорит Рози.

– Привезем с собой одну? – смеется Мама.

– Только чиронджи[158] и вы, – Рози.

– Поглядим… – Мама.

– На что мне паспорт? Вот когда его нет – сплошная польза. Нас не причисляют ни к мусульманам, ни к христианам, ни к иудеям, ни к парсам, ни к индусам, ни к мужчинам, ни к женщинам, никто не назовет по имени и не узнает. Что уж говорить о реальности, если они хотят, чтобы мы исчезли даже из воображения. А мы можем проникнуть куда угодно.

– Призрак, – засмеялась Мама.

– Даже призрака будут почитать и приглашать временами, чтобы узнать что-то о загробном мире и лупить веником, чтобы изгнать из человеческого тела, призрак наделен множеством талантов, бессмертный, вечно молодой, всеведущий. Мы не призраки, мы нечистые.

– Ну что ты болтаешь? – Мама. Пытается утешить.

– Мы уродины, сестрица. Держись от нас подальше. А увидишь – ударь. Умерла или выжила – не оборачивайся посмотреть. Не видела – значит, не видела. Мы пропавшие без вести и будем такими всегда. Этот сад наш и только наш![159] Такие люди с легкостью исчезают. Кто вспомнит про этих бесполезных для общества людей? Сестрица, мы дети Нитхари[160]. Что с ними случилось и кому есть до этого дело? Кто знает, может, тому человеку было откровение, что никому нет дела, и от этого в нем проснулся демон? Он жил один, наверное, ему было одиноко и дом был в пустынном месте, вышел за ворота, чтобы посмотреть на прохожих, и его охватила преступная лихорадка. Наверное, какая-то бедолага бродила в поисках пропитания целый день. И проходила мимо. Увидела его одиночество. И сказала: «Дядя, дай конфетку». Или «ручку». А может, это был мальчик. Увидел, как дядя курит. А потом выбрасывает окурок. Кинулся поднять, чтобы успеть сделать пару затяжек. И может, в другой день сказал: «Не выбрасывай!» Или «Угости сигареткой, дядя!».

Или видели, как одинокий мужчина закидывает