Читать книгу - "Сначала женщины и дети - Алина Грабовски"

хлопает себя по щекам. Мы встаем, хватаемся за металлический поручень под потолком, но, когда подъезжаем к станции, я на миг теряю равновесие и скольжу по поцарапанному полу. Кроссовка заезжает под кресло, где я сидела секунду назад, и когда мне удается вытащить ногу – Грэм придерживает меня за спину, – от подошвы к полу тянется длинная нить фиолетовой жвачки.

– А, черт, – бросает Грэм. – Я на прошлой неделе тоже вляпался.

– Это мои любимые кроссовки, – я жду его ответа, но он уже отвернулся и смотрит поверх грязных голов стоящих впереди пассажиров.

– Отчистим, – Джейн сжимает мою руку, а я хочу, чтобы она перестала меня трогать.

Я трясу ногой и пытаюсь вытереть подошву об пол, но жвачка не отлипает. Эти кроссовки с язычками, вышитыми голубой нитью, Люси подарила мне на прошлое Рождество. В горле застревает комок, слезы жгут глаза. Двери открываются. Грэм тихонько подталкивает меня вперед и повторяет: извините, извините. Бормочет что-то про растворитель у него дома и горячую воду с мылом. Торопится, чтобы идти впереди, а Джейн оборачивается и ободряюще мне улыбается. Но через миг улыбка стирается с ее лица.

– В чем дело? – спрашивает она.

Люди в колючих зимних пальто с острыми локтями толкают нас со всех сторон и рвутся вперед так уверенно, что, если бы я застыла на месте, толпа понесла бы меня за собой и никто ничего бы не заметил. Я останавливаюсь перед турникетом, и женщина позади орет, чтобы я блин не зевала. Джейн прошла турникет, протягивает руку и хочет мне помочь. «Я справлюсь», – говорю я, но слезы текут по щекам, и я ничего не могу по- делать.

Мы поднимаемся по лестнице; подошва липнет к ступенькам.

– Дело не только в кроссовках, да? – спрашивает она и поднимает брови, будто говоря мне можно все рассказать. Ведь она рассказала мне про мистера Тейлора, а это такой грандиозный секрет, что, выходит, за мной теперь должок. Вижу над головой городские огни; мы почти вырвались наверх, на свободу.

– Она меня обманула, – выдавливаю я. – Нью-Йорк совсем не такой, как она рассказывала.

– Откуда ты знаешь? – отвечает Джейн. – Мы же только приехали. – Она достает из кармана салфетку и вытирает мне слезы. Хочется отвернуться, но я не отворачиваюсь.

Проход расширяется, я вижу верхние ступени, тротуар и море спешащих ботинок. Когда мы наконец выходим на улицу, чувствую себя кораблем, выброшенным волной на берег.

Грэм ждет, переминаясь с ноги на ногу от холода.

– Вы ходите намного медленнее ньюйоркцев, – говорит он и растирает плечи, будто пытается добыть огонь. – Давайте скорее домой.

Дай городу шанс, беззвучно шепчет Джейн, и мы сворачиваем за угол. Я тру подошву об асфальт, поднимаю ногу и смотрю, удалось ли оттереть жвачку, но фиолетовая блямба по-прежнему на месте. Она похожа на болячку.

– Быстрее! – кричит Грэм с пешеходного перехода. – Сейчас будет красный!

Естественно, я не успеваю. Тут никогда никто никого не ждет? Я пытаюсь их догнать, бегу, но, когда встаю на переходе, загорается красный, они с Джейн оказываются на противоположной стороне улицы, а я остаюсь одна.

Квартира Грэма мне не нравится. Тут пахнет тушеной капустой – наша бабушка ее делала, – а размер квартиры едва ли больше двух спален нашего дома, да и то если прищуриться, чтобы пол казался шире. Мы идем по коридору, куда Грэм со своими плечами едва протискивается; двери комнат открыты, и я вижу, что в одной стоит небольшая кровать и комод, в котором не хватает двух ящиков. Вторая не слишком отличается: здесь кровать побольше, но она занимает все пространство от стены до стены, и подобраться к окну можно лишь ползком, по нижнему краю матраса. «Очень удобно», – объясняет он. В конце коридора находится кухонька как в домах на колесах, с одной столешницей, на которой с трудом умещается даже доска для резки, и духовкой размером с маленькую подушечку. Над кухней весьма ненадежного вида лофт с таким низким потолком, что там, наверно, можно лишь лежать на кровати, что, видимо, и приходится делать его соседу. Грэм приглашает нас сесть на два блестящих пластиковых табурета.

– Ну вот, – говорит он и встает, опираясь на столешницу. – Нам здесь очень нравится.

Я смотрю на Джейн, поджав губы и всем своим видом молчаливо показывая: господи, какой кошмар, но она таращится и разевает рот, будто говоря: вот это да, мне бы такую квартиру. Прекрати! – хочется крикнуть мне, потому что мне становится очень одиноко. Одиноко не хотеть того, чего хотят все остальные.

Вскоре выясняется, что у Грэма не просто есть девушка, но они еще и вместе живут. Он называет ее имя, но я отказываюсь его запоминать: все равно ее скоро не станет, как других. Она выходит из ванной и кружит по квартире в черном трико, вытирая грязные полы своими носками. Не могу понять, она красивая или просто худая? Лицо симметричное до жути, скулы такие высокие, что остальные черты как будто провисают, а волосы покрашены в неестественный темно-рыжий, который бывает только от хны в брикетах. Неудивительно, что Грэм ее выбрал. Вылитая мама.

Кроме девушки, у Грэма еще два соседа, на выходные они уехали куда-то на Гудзон.

– Будете чай? – спрашивает девушка и выкатывает из-под столешницы маленькую золотую тележку. На ней деревянная коробочка с разными чайными пакетиками, маленький капучинатор, ситечко и несколько бутылок алкоголя с незнакомыми названиями.

– Или что-то покрепче? – добавляет она и подмигивает. Мне это не нравится, и я отвожу взгляд, чтобы она это почувствовала.

– Просто воды, – отвечаю я прежде, чем Джейн вмешается и попросит налить ей чистого спирта или другого пойла со злосчастной тележки.

– Можно позвонить? – спрашивает Джейн.

Девушка машет рукой в сторону открытого окна, ведущего на пожарную лестницу.

– Пожалуйста, – говорит она.

Джейн вылезает через окно, а я кручусь на табуретке и поворачиваюсь лицом к нише в стене возле кухни. Там стоит маленький диванчик цвета васаби; девушка подсаживается к Грэму и гладит его руку, будто та обита бархатом.

– Ну что, Соф, – она стряхивает его руку и наклоняется ко мне. Какая бесцеремонность, думаю я, так укорачивать мое имя. – Куда собираешься в колледж? – Она выжидающе поднимает брови, будто шутит о чем-то понятном только нам обеим. Это выглядит ужасно. – Может, в Нью-Йорк?

– Не спрашивай ее про колледж, – стонет Грэм. – Старшеклассникам совсем не хочется об этом говорить.

Но от ее вопроса у меня сжимается нутро, ведь я конкретно затянула с подготовкой. Я никак не допишу эссе, а первое заявление нужно отправлять уже в следующем месяце. С