Читать книгу - "Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп"

отказ разрывал сердце на куски. Чтобы это прекратилось? Что он имел в виду? Чтобы мы перестали видеться? Как он себе это представляет? Да как вообще он мог такое сказать, в то время как для меня одна мысль об этом казалась полным абсурдом? Для меня это было равносильно смерти.

Он убрал руку, взял с пола черный кожаный саквояж и направился к двери.

Я не шевелилась, не в силах сделать ни единого движения, застыв в своей боли. И думала о единственно возможном исходе.

Услышала, как открылась дверь.

– Нет, ты должна жить, – сказал он так, как произносят приговор, в последний раз угадав мои мысли.

Дверь за ним снова закрылась. Он ушел».

23

Без надежд

Одна тоска на сердце затаилась

«Наступила тоскливая зима. Я каждый день чувствовала бурлящее внутри горе.

Каждое утро приходила сюда, словно на встречу с воспоминаниями о нем. Больше не ждала, хотя все еще надеялась на возвращение. Отныне мне казалось, что лишь забвение принесет избавление от мучений. Но где его найти, ведь время, и я это прекрасно знала, не мой союзник.

Постепенно видения и сны, позволявшие ощущать близость с ним, исчезли. Он уехал в том числе из страны моих снов. Оставил меня одну, растерянную, совершенно дезориентированную.

На следующий день после отъезда я поняла, что музыка, чтение и писательство лишь усиливают боль, вызывая в душе восторг, который делает меня ближе к нему, его духу, его словам. Я больше не могла прикасаться к клавишам фортепиано и не вспоминать ту невероятную ночь; не могла читать, не думая о принесенных им книгах, не могла писать и не слышать его голоса.

И тогда решила выбросить из своей жизни ноты и слова.

Статьи стали безэмоциональными и безвкусными, простой информационной последовательностью.

Мне много раз на это указывали. Но меня это мало волновало, не пугала даже перспектива увольнения. Я перестала видеть смысл моего существования на этой земле.

Я уже говорила, что хорошо понимаю то, что вы сейчас чувствуете. И поверьте, в тот момент мое состояние было гораздо хуже вашего.

Все эти долгие месяцы мне составляла компанию подруга. Однако я перестала даже упоминать о пережитом или о подобии надежды, которая, несмотря ни на что, сохранялась, о нем я больше никому не рассказывала.

Даже Дара́, с которой мы продолжали общаться, хранила о нем молчание.

Я приехала к ней в воскресенье, сразу после его отъезда. Плакала, много.

– Он ушел, – сказала я.

– Знаю, дорогая.

Она утешала меня и, хотя я выпила ее кофе, даже не пыталась ничего увидеть на дне чашки.

И все же однажды сказала:

– Тебе нужно сходить к Мадлен, только позже, ты еще не готова.

– Кто такая Мадлен?

– Она видит то, чего я не могу. Другие жизни, это тебе поможет.

И дала ее номер телефона, который я записала в блокнот. Но, честно говоря, в тот момент уже решила, что никогда к ней не пойду: в моей земной и невыносимой жизни и так слишком много необъяснимого и странного.

В следующий раз она сказала:

– У тебя будет мужчина, дорогая, хороший мужчина. Он тебе поможет.

На это я ответила, что ее предсказание приятно слышать, но я больше ничего не жду ни от жизни, ни от мужчин, особенно от мужчин. И это в принципе невозможно, поскольку я не могу принадлежать никому другому.

– Это правда, – ответила она, – ты не можешь принадлежать никому другому, но разделить свою дорогу с другим можешь. Вот увидишь, вот “попомнишь”, – как она любила приговаривать.

Даже мой друг скрипач держался на расстоянии. Иногда предлагал поужинать вместе, я пару раз даже готовила сама, но его проницательный ум сразу понял: музыке в моем доме больше нет места. Спускался ко мне без скрипки, а когда я поднималась к нему, инструмент всегда был в футляре.

Он заговорил об этом лишь раз.

– Можно бесконечно убегать от музыки, но она все равно вас настигнет. Это я говорю как профессионал своего дела!

– Я убегаю не от музыки, – ответила я.

– О, в таком случае вы просто отключили звук!

Он заставил меня улыбнуться.

Тем временем писатель продолжал интересоваться моими литературными успехами и иногда навещал меня. Я врала, что у меня слишком много работы и совсем не остается времени на писательство.

– Очень жаль, ведь у вас легкое перо.

– Теперь оно ангельское? – иронизировала я.

– Перо, которое может позволить вашим читателям взлететь.

Тем временем он беспокоился о состоянии сына, которое не сильно улучшилось, и было понятно: вся его энергия и мысли поглощены этой мучительной ситуацией. Ему было необходимо говорить со мной об этом, и каждую встречу он просил совета или пытался удостовериться, что правильно ведет себя с сыном.

– Я боюсь, он совершит непоправимое, – однажды признался он.

– Никого нельзя заставить жить, – резко ответила я, думая больше о себе, чем о его сыне, и даже не поняв жестокости собственных слов. Потому что порой меня захлестывало гневом, на кого, на что – неизвестно, скорее всего на себя саму.

Я злилась, что не сумела убежать от тяжести сменявших друг друга дней и ночей.

Ведь и мои ночи стали тяжелыми. Любовник, которого я какое-то время держала на дистанции, постепенно начал приходить снова. И у меня не было сил бороться с его присутствием.

Он позволял мне немного забыться в парах алкоголя и плотских удовольствий.

Приходил, как обычно, вечером. Мы выпивали, потом ложились в постель. Он всегда занимался со мной любовью страстно, но мне больше не удавалось полностью отдаться процессу. Казалось, удовольствие, которое получала одна часть тела, никогда не сможет распространиться на него целиком. Как только все заканчивалось, это ощущение продолжало выбивать меня из колеи ночь за ночью. Такая любовь без любви хуже одиночества, поскольку тело не может убедить душу, но это вы и так знаете.

Как-то он помог мне купить небольшую машину, потому что я все чаще и чаще испытывала потребность сбежать из столицы и от наполнявших ее воспоминаний. Мы с любовником встречались исключительно на вечерних курсах актерского мастерства и у меня дома, с наступлением темноты. Но он предложил помощь в приобретении машины, и я понимала: присутствие мужчины в этом деле поможет сделать правильный выбор.

Из чего он сделал вывод, что начал играть в моей жизни какую-то роль, – стал периодически задерживаться до утра, особенно по выходным. Я безучастно смотрела на постепенное вторжение в мою квартиру и мою жизнь, лишь иногда давая понять, что мне нужно