Читать книгу - "Кошка из мастерской - Ён Сомин"

первым. В профиле Чуран в KakaoTalk всегда были её фотографии с каким-то мужчиной, с которым она, видимо, встречалась. Чонмин думала, как это похоже на Чуран – не колеблясь демонстрировать свои отношения. Чонмин несколько раз открывала пустой чат, но просто смотрела в него, ничего не отправляя. Вот такие непростые отношения. Человек есть в списке друзей, но, когда действительно хочешь ему отправить сообщение, не получается ничего написать.

Правда, для Чонмин было не так уж важно, что в отношениях между ней и Чуран всегда будет шероховатость, подобная поверхности наждачной бумаги.

– Теперь ты хоть со мной здороваешься нормально. Как жизнь? Хочу понять, что я сделала неправильно, раз ты всё это время со мной не общалась.

На язвительный вопрос Чуран Чонмин ответила коротко и со сдержанным сарказмом:

– Ты ведь тоже со мной не общалась. Да и что ты могла сделать неправильно, ведь плохая в этой истории я.

Чуран с трудом оставила без внимания слова Чонмин:

– Я… работаю недалеко от сеульской мэрии. Секретарь в финансовой организации. Ты пишешь сценарии? Хёсок говорил.

Куда-то делась обожавшая игры старшеклассница Чуран, а на её место пришла достойная взрослая женщина. Два года назад она вышла замуж за дантиста и переехала из своего района, но осталась жить в Сеуле.

– О, ты уже замужем.

– Ты же знаешь. Я с самого детства любила мужское общество, всю дорогу говорила, что рано выйду замуж, и всегда мечтала стать любящей матерью и женой, при этом оставаясь современной женщиной.

В юности Чуран без конца меняла парней. И было неожиданно, что она рано решит остепениться и связать свою жизнь с одним человеком. Чонмин не нашла подходящих слов и хранила молчание. Чуран, понявшая это, продолжила сама:

– Я вышла замуж, а папа продал сеульское жильё и поселился в Ильсане. Он не работает, живёт один, понятно, что ему скучно. И поэтому с помощью Хёсока мы записали папу на гончарные курсы. А тут встретили тебя… Очень странно увидеть тебя не там, где мы жили, а вообще в Ильсане. Это же чужой район.

Даже рассказывая об отце, Чуран по-прежнему делала вид, что ничего не случилось, и Чонмин ощутила новый прилив неприязни к ней.

– Зачем ты сегодня пришла на занятие?

– Только потому, что хотела с тобой поговорить. Каждый раз, как вспоминаю о тебе, сама не знаю почему чувствую себя виноватой. Мне казалось, что я тогда оставила тебя одну в каком-то глубоком и мрачном месте.

– Но ведь это так и было, Чуран. Ты меня туда завела.

Чувствительным детям легко подружиться друг с другом, но так же легко и рассориться. В этом возрасте всё становится предметом рефлексии: взгляд друга, его сомнения, изменение стороны, с которой друг подходит, тон его смеха и каждое его слово.

Когда Чонмин просила Чуран после занятий сходить в забегаловку её матери, у Чуран всё чаще находились какие-то непонятные дела. Может, потому, что Чуран как-то видела пьяного отца Чонмин, который безобразно себя вёл в забегаловке? Каждый раз, когда это случалось, Чуран не знала, куда деть глаза, и начинала грызть ногти – явно от волнения. Чонмин подумала, что, похоже, у неё есть абсолютно бесполезная суперсила, которая позволяет ей хватать время за оба конца и замедлять его, растягивая в противоположные стороны. Те детские сомнения были отлично видны Чонмин, как в замедленной съёмке. Несколько секунд, в течение которых она ожидала ответа, казались вечностью. Такие крохотные моменты накапливались, словно серая пыль, и всё больше утомляли Чонмин. Между девушками повисло что-то незаметное и невесомое, но ни одна из них не знала, как это нечто описать, ведь над ними довлело слово «подруги».

Но за неделю до аварии отношения Чонмин и Чуран непоправимо испортились. Это было перед началом зимних каникул, в день, когда появляются итоговые оценки. Кто-то из команды Чуран поставил смехотворно низкую оценку участнику из команды Чонмин. Чонмин была так обескуражена, что подошла к тому мальчику за объяснениями, но в ответ услышала лишь фырканье. У Чонмин сжались кулаки. В этот момент её за руку схватила Чуран и спросила, что она делает. Чонмин отдёрнула руку от пытавшейся остановить её подруги и в ярости выскочила из класса. Всё случилось не потому, что Чуран не встала на сторону Чонмин. А от лёгкого пренебрежения, скрытого в её тоне. А ещё оттого, что Чонмин испугалась, что могла ударить того мальчика, если бы ей позволили. Чувство, что она ему не нравится. Чувство, что её совсем не принимают.

Чонмин не подошла к Чуран на перемене. Из опасения, что Чуран может начать её искать, она спряталась в туалете в пустой кабинке и тупо простояла там всё время. Длинная взлётная полоса… Чонмин закрыла глаза, представляя, как бежит по ней – быстрее, быстрее, пока не оторвётся от земли. На сердце было невыносимо тяжко, и ей хотелось куда-то бежать, задыхаясь. Так Чонмин впервые в свои семнадцать лет поняла, что десятиминутная перемена может длиться очень долго.

В тот день Чонмин отвечала за уборку в помещении кружка кинолюбителей. Она наводила порядок в углу, где хранились материалы, когда дверь распахнулась и Чуран с друзьями ворвались внутрь. Они тоже были участниками этого кружка. Чонмин присела и вся сжалась, чтобы её не увидели. Она не собиралась подслушивать, но помещение было маленьким, а их голоса – громкими. После нескольких неприятных сплетен кто-то из ребят внезапно с недовольным лицом повернулся к Чуран и резко стал критиковать Чонмин, которая придиралась к нему по мелочам во время обеда.

– Ой, да ладно, она в целом нормальная, – фальшиво защищала Чуран.

Потом кто-то фыркнул:

– А правда, что от её жакета пахнет свиными ножками?

Тишина.

Чуран понизила голос:

– Ну… её мама держит забегаловку…

А когда кто-то спросил про синяк на её ноге, Чуран, оглядевшись, зашептала:

– Вообще, её отец…

– Тогда ты оттолкнула меня, сделав вид, что это не ты, – парировала Чуран, накрутив прядь не доходящих даже до подбородка волос на палец и дёргая её.

Когда Чуран было четыре, её мать ушла из семьи. Она сказала, что больше не любит мужа, заодно оставила и дочь и ушла к другому мужчине. Чуран считала, что её бросили. Из-за этой травмы Чуран зациклилась на отношениях. Она упрашивала отца жениться второй раз и найти ей новую мать, а к друзьям относилась очень по-собственнически. У Чуран поздно пришли месячные, и, когда мать Чонмин деликатно объяснила ей, как пользоваться прокладками, Чуран впервые ощутила материнскую любовь и заботу. Чуран выучила всё меню ресторанчика мамы Чонмин и научилась ловко подавать еду, а ещё в это время она начала называть Юнчжэ не «тётей», а «мамой». Чонмин тошнило, когда она видела, как Чуран называет Юнчжэ мамой. Всё зашло слишком далеко, и Чонмин стала тяготиться обществом Чуран. Казалось, та тоже смутно осознавала, как к ней относятся.

– Разве существует какая-то одна конкретная причина, по которой друзья в этом возрасте отдаляются друг от друга? Если человеку не понравится что-то одно, он найдёт всевозможные причины для ненависти.

– Ты никогда не была честной со мной, – холодно проговорила Чуран.

Желудок Чонмин скрутило, потому что Чуран постоянно вырывала её слова из контекста. Нет никакого смысла сейчас всё это поднимать, но раз уж плотина прошлого прорвана, посмотрим, куда хлынет вода. Она действительно в это верит? Что я отвернулась от неё?

– …Я тогда там была. В кружке кинолюбителей.

Чуран выглядела совершенно растерянной, как будто все мысли в её голове остановились. Как будто между губ у неё потихоньку выскользнула душа. Что тогда, что сейчас выражение лица Чуран легко читалось.

– Можно было рассказать что-то другое. Но не надо было говорить, откуда у меня синяк. Надо было соврать. Или сделать так, чтобы я не узнала…

– Поэтому я и хотела попросить прощения и пришла сюда. Я не знала, что ты там была. Мне жаль, что я и про аварию всем в школе рассказывала. Видимо, действительно я тот человек, который загнал тебя в пещеру, – тускло произнесла