Читать книгу - "Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов"

Навигационного акта 1651 года. Даже если бы в России второй половины XIX века был принят аналогичный документ, вряд ли он мог бы быть реализован с тем же успехом. Ведь дело заключалось не в одном Навигационном акте, но в тех уникальных условиях английской истории, которые сложились в XVII веке и сделали возможным осуществление программы Кромвеля1573. В этом отношении В. Н. Латкин и М. К. Сидоров напоминают тех религиозных фундаменталистов, которые, используя современную технику, стремятся вернуть мир в досовременный «золотой век». Точно так же и «ревнители Севера», ратуя за продвижение капиталистической промышленности, ставили своей целью «развить ее [отечественную промышленность] до такого положения, чтоб она совершенно освободилась от иностранной зависимости»1574, что в представлениях В. Н. Латкина и М. К. Сидорова означало восстановление воображаемой ими эпохи «благосостояния» Северного края и «значительности [его] жителей»1575, и шло вразрез с общемировой тенденцией к росту глобализации и взаимозависимости1576.

«Ревнители Севера» позиционировали себя как «практиков», далеких от «теоретических» дискуссий. В то же время их протекционистская программа, антииностранная риторика и склонность объяснять свои неудачи тайными происками англичан сближали В. Н. Латкина и М. К. Сидорова с консервативными националистами, группировавшимися вокруг издателя влиятельного «Русского вестника» М. Н. Каткова. Знакомство с течениями общественной жизни, ее прагматикой и риторикой помогало «ревнителям Севера» перевести содержание своих коммерческих прожектов на общественно-политический язык, связывать свои деловые инициативы с актуальной повесткой, основными пунктами которой в рассматриваемый период были: пути экономического развития страны, полемика вокруг либеральных реформ и обострившийся в связи с Польским восстанием 1863 года «русский вопрос». Подъем национализма в Западной Европе того времени и конфликт сначала с польским, а затем и с другими национальными движениями в самой Российской империи способствовали актуализации националистических мотивов и чувств в российском общественном мнении1577. В. Н. Латкин и М. К. Сидоров использовали националистическую политическую и экономическую повестку как способ интеграции Севера Европейской России и Сибири в европейскую метрополию. Они призывали к проведению протекционистской экономической политики ради ускорения развития региона и личного обогащения. Лозунгом «ревнителей Севера», который они провозглашали во всех своих выступлениях по вопросам экономического развития страны в печати и в различных научных и деловых собраниях, был «Субсидии и протекционизм!». У оппонировавших им либеральных экономистов (И. В. Вернадский, А. М. Наумов), исходивших из представления о международной торговле как игре с положительной суммой, была своя панацея: «Кредиты и свободная торговля!» При этом, как справедливо заметил Б. Ганичев, ни одна из сторон не оспаривала необходимость модернизации страны, но предлагала для этого собственные средства1578. Вместе с тем, эксплуатируя риторику внешнеполитической безопасности, «ревнители Севера» пытались дискредитировать своих критиков, минимизировать конкуренцию со стороны иностранных предпринимателей и получить от правительства налоговые преференции и субсидии. Местные коммерческие интересы и конфликты возводились таким образом до уровня национальных интересов России, которые, в свою очередь, должны были получить конкретное денежное выражение в виде нормы прибыли отдельных «национально мыслящих» предпринимателей. В целом «ревнителям Севера» не удалось монетизировать свой национализм, но сформулированная ими последовательная риторика национального экономического изоляционизма остается востребованной в России и по сей день.

При этом для самих «ревнителей Севера» первого поколения их националистическая риторика была в значительной степени инструментальной. Лучше всего это видно на примере главного прожекта М. К. Сидорова – морского пути из Европы в Сибирь. Ради экспорта в Европу открытого им туруханского графита он был готов сотрудничать с кем угодно. Его рекрутинговая компания по привлечению специалистов к открытию морского пути в Сибирь являлась ярким примером налаживания взаимодействия между сегментами имперской и трансимперской периферии в рамках частного коммерческого проекта. Окно возможностей для предприимчивого промышленника открыли Великие реформы 1860-х годов, запустившие процесс чрезвычайно динамичной и многоплановой трансформации империи, в который постепенно вовлекались и самые отдаленные, в том числе северные, «окраины». Но если дельцы, подобные М. К. Сидорову, воспринимали их как источник обогащения, то имперский центр относился к своим обширным северным владениям скорее как к бремени и не соглашался вкладываться в их развитие. Поэтому транспортное освоение имперских северных «окраин» осуществлялось за счет ресурсов других имперских и зарубежных «окраин»: профинансированные сибирским золотом, исследовательские и коммерческие морские экспедиции управлялись и комплектовались специалистами из Великобритании, Объединенных королевств Швеция и Норвегия, Финляндии, Лифляндии и Эстляндии. В данном случае М. К. Сидоров выступал как «имперский посредник»1579. В зависимости от текущего положения вещей он мог призывать своих норвежских партнеров «не упускать из рук этого дела [плавания в Сибирь]» или требовать от российского правительства защитить Карское море от проникновения норвежцев. Его метания от широкого международного сотрудничества к опоре исключительно на собственные силы определялись лишь тем, какой вариант в данном случае способствовал достижению коммерческой выгоды.

Однако именно алармистская националистическая риторика «ревнителей Севера» нашла в начале 1880-х годов отклик в высших правящих кругах Российской империи. Ирония заключалась в том, что, когда имперский центр пересмотрел свое отношение к северным «окраинам» в сторону их закрепления под властью российской короны, крупные частные инициативы на этом направлении, вроде образования монополий, сделались ему совершенно неинтересны. Государство брало дело в свои руки, ставя первостепенной задачей «национализацию» морского пути в Сибирь. Не в последнюю очередь поэтому предложение М. К. Сидорова о создании Северной компании было отвергнуто. Иначе говоря, риторическая игра М. К. Сидорова обернулась против него самого. И хотя вплоть до 1920-х годов на вопрос о том, существует ли морской путь в Сибирь, у экспертов не было однозначного ответа, имперский центр пристально следил за тем, чтобы этот путь не был апроприирован иностранными судоходными компаниями. Подводя итоги тридцатилетнего плавания Северным морским путем, известный гидрограф и исследователь Арктики Л. Л. Брейтфус отметил:

С 1874 по 1904 год было 87 плаваний из Европы в Сибирь и 42 плавания из Сибири в Европу, всего же между Европою и Сибирью совершено 129 плаваний… Из 87 судов, шедших из Европы в Сибирь, благополучно дошло до назначения 60, вернулось с пути, встретя льды, или потерпев легкие аварии, 22, погибло 5. Из 42 судов, вышедших из Сибири в Европу, дошло 36, погибло 6; в том числе 3 построенных в Сибири и недостаточно снаряженных.

Таким образом, из 129 плаваний, предпринятых между Европой и Сибирью, благополучно окончились 96 или 74 %, не дошло до назначения 33 судна, из коих погибло ото льдов и незнания фарватера 11 или около 8 %. Рассматривая эти цифры и принимая во внимание тяжелые условия этих плаваний, надо удивляться такому малому проценту неудачных компаний1580.

Серьезным препятствием для прохождения кораблей являлись сложная ледовая обстановка и «отсутствие на сибирском побережье портов, оборудованных для перегрузок, а также хороших речных пароходов и барж для транспорта грузов вверх по рекам», что увеличивало «риск торговых экспедиций и ослабляло пыл коммерсантов»1581. Другой, не менее важной преградой для развития морской торговли была позиция «сибирского и его старшего брата