Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

Она выкладывает на краю кровати вещи.

– Одевайся. Пойдем прогуляемся.

И жестом показывает в сторону моря. Виднеющаяся из окна полоска пляжа золотится на солнце, морская гладь поблескивает, небо сияет безоблачной синевой, и все вокруг в этот момент дышит свежестью и новизной.

Мальчик кивает и внезапно расплывается в улыбке. Сердце у Дороти радостно вздрагивает.

Когда мальчик выходит на кухню, солнце светит ему в спину, обрамляя ореолом серебристые волосы, а лицо остается в тени. Того же роста, того же сложения. Границы времени стираются.

Дороти открывает дверь, и дыхание спирает от холода. С неба кристально ясно светит солнце, хрустко поблескивают снежные сугробы. На Отмели свирепствует ветер, волны разбиваются о Валуны тучами брызг и пены, и мальчик тянет ее за руку к самой воде. В прошлом ей казалось, что она все делает правильно, в точности как ее мать: на пороге Моисей разувается, одежда нигде не замарана, а наловленных крабов и раков они выплескивают из ведра у источника.

С отливом открылась темная, блестящая песчаная коса и прибрежные скалы, и мальчик устремляется именно туда, буквально тащит ее за собой, точь-в-точь как Моисей когда-то, до тех пор пока Дороти себя не пересиливает – и отпускает его. Он припускает все быстрее, а следом и Дороти, чтобы не упустить его из виду, подбирает юбки и пускается бежать за ним. Бежать! Разгорячившись, запыхавшись, она невольно заливается смехом, и мальчик, увидев, что она бежит за ним, тоже смеется и припускает быстрее, пока они не выбегают за линию прилива и, согнувшись в три погибели, с трудом переводят дыхание, увязая ботинками в хлюпающем песке.

Луна, что увлекла волны во чрево пучины, оставила среди прибрежных скал видимо-невидимо добычи – тут и рак, сучащий длинными лапками и шевелящий усами, и морская звезда, что сжимается и разжимается, словно детская ладошка, и даже морская улитка. Мальчик сперва садится на корточки, а потом встает на колени, и Дороти мельком думает о замаравшихся штанишках, о стирке, но, удержавшись, ничего не говорит и нерешительно следует его примеру. Вода пропитывает юбки, и, стоя коленями на мокром песке, они, переглядываясь, наблюдают за морской улиткой, ее неторопливым, неуклюжим движением; и от радостного взгляда мальчика, при виде того, как легко его обрадовать, сердце у Дороти тает.

Она встает и протягивает ему руку. Мальчик встает, и они вдвоем шагают к воде, а потом бегут за отступающими волнами и прочь от набегающих, по зыбучему рифленому песку, и Дороти не может отвести глаз от его счастливого, восторженного личика. Она останавливается, и мальчик поднимает на Дороти огорченный взгляд – «Неужели пора уходить?» – но у нее не находится слов, и она только качает головой, а сама смотрит вдаль, оглядывая линию горизонта, вдыхая солоноватый запах морской воды и водорослей, подставившись ветру, что свищет, бичует и хлещет, развевая подол платья, обжигая лицо, и Дороти приводит в ужас, как легко она могла дарить сыну радость, если бы только не боялась всех и вся.

Она хватает мальчика за руку, и они шагают к Валунам. На сей раз они набирают мидий и, положив их заодно с морской звездой и раком, забирают ведерко с собой, расплескивая воду по ступенькам, и мальчик крепко держит ведерко, а сам хватается за руку Дороти. Дома они вытаскивают мидии, а ведерко выставляют на улицу, возле двери, но Дороти решает, что на следующий день во время прилива они вернут морских обитателей в воду, ведь если живые существа выжили, хотя, казалось бы, должны были погибнуть с наступлением морозов, то нужно сохранить им жизнь, отпустить. Пусть живут.

Дороти ставит чайник на печную приступку и тянется за коробкой печенья. На кухне раздается скрежет стула по каменному полу. Дороти оборачивается и видит, что это мальчик устраивается поудобней за столом.

– Дом, – произносит он.

Позже Дороти берется замешивать тесто для хлеба. Мальчик подходит к ней и наблюдает за тем, как она разминает и растягивает тесто, снова замешивает, приминает кулаками, и кухню наполняет дрожжевой запах.

– Неси сюда стул – замесим тесто вместе, – говорит Дороти и указывает жестом на стул.

Подтащив его к столу, мальчик взбирается на него и встает на колени.

– Вот так, – говорит она, и сперва они вместе отбивают и складывают тесто, а потом он продолжает уже сам, решительно сосредоточившись, и Дороти уже хочет его похвалить, но с губ ее срывается нечто иное, как будто в продолжение давнишнего рассказа.

– И к нам тогда… пришли повитухи, потому что схватки начались внезапно, и Уильям сразу за ними послал. Они сказали, что ребенок уже на подходе, и когда он родился, я лежала в постели… – Дороти украдкой смотрит на мальчика, но с виду он по-прежнему не понимает ни слова, и она продолжает. – Когда он появился на свет, я как будто – будто сбросила громадную ношу, а повитуха, она… в общем, ахнула. Он родился, как это – в рубашке, – она старается говорить быстрее, чтобы не вдумываться в смысл слов, – и повитуха сказала, как же малышу повело, ведь рожденный в рубашке ребенок никогда не утонет, так и сказала, правда, слово в слово. Сказала мне сохранить эту пленку как защитный оберег.

И Дороти резко зажимает рот рукой. Мальчик прекращает замешивать тесто и поднимает на нее взгляд.

– Но я же видела, как они между собой переглянулись, знала, что они подумали, ведь в рубашке рождаются еще другие дети, и видит бог, об этом знает каждый встречный, и я уверена, в той треклятой лавке все об этом судачили. Но вдруг все-таки стоило сохранить эту пленку, вдруг они все это время были правы, и, может, он?.. – Голос у Дороти срывается на судорожный всхлип, и в груди кипучей волной, будто прибой об утес, вздымается затаенный страх, что она сама во всем виновата, и дыхание у нее учащается.

Мальчик кладет руку ей на плечо. Она оглядывается на его личико, исполненное беспокойства и сочувствия, и накрывает его ладошку рукой. А сама склоняет голову на его серебристые волосы.

– Спасибо, – говорит она. – Спасибо.

Ведь она все это время считала, что сама навлекла беду и получила по заслугам. И поэтому она лишний раз не болтает, не делится своими мыслями с другими женщинами возле плиты, ведь стоит с кем-то заговорить, как на поверхность выплывает много нового, именно о самой себе, словно морские создания в прибрежных скалах, о которых ты и не подозревала, пока их не обнажило море. Пока