Читать книгу - "Облака на коне - Всеволод Шахов"

в экспедиции в Арктике на спасении челюскинцев был, а мне ни разу не распределили ордеров. А тут что? вот эти Макаровы – муж и жена – и одному и другому, – по ордеру. Что же это делается?

Матвей поморщился: «Опять этот Кармаков пришёл. Хорошо, что я не пошёл с ними сидеть».

– …всего лишь двести рублей получаю, хотя здесь с тридцать первого года работаю… Это ж надо так, ни одного ордера ни на что не получил…

Кармаков, наконец, замолчал. Теперь доносились лишь неразличимые бормотания и у Матвея снова закрутилось своё: «…в комнате Антонины… Недавно видел её в магазине, так… слегка кивнула и… всего лишь… Зря я тогда так напористо захотел её. Что ж, пьяный был… Да, вообще, дурак, когда пьяный. Вроде и понимаю, а тогда… а она ведь и не пила…»

Голос Кармакова хамски включился:

– …мы тогда во Владивостоке погрузились… грузчиков не дают, всё сами, а это шестьсот тонн… судёнышко такое утлое, «Совет» называется… после ремонта, да одно название – ремонт… а дирижабль в ящиках огромных, никуда не лезет… помнишь, как вдесятером на платформу железнодорожную затаскивали, пришлось подъёмник по–быстрому сколотить…

– Угу, – чей–то голос, вероятно Краснова, буркнул.

– Вот, а мы вручную, – Кармаков бравурно продолжал, – вышли, а там жидкие льды… поначалу интересно, бьют по бортам, жмут, и с каждым днём всё гуще… потом шторм… мотало два дня… все пластом лежат…

– Ха–ха, обблевали небось всё! – снова голос Краснова.

– Не без этого, – Кармаков, недовольный, что его прервали, стал говорить громче, – потом думали всё – щас разделим участь «Челюскина». Льды жмут и жмут… прибежал матрос, кричит: «Там вал свернуло на двадцать восемь градусов». Мы не поймём, что за вал, но страшно… Оказалось руль не перекладывается. Начали руль выправлять. Тут, слава богу, ледокол «Красин» показался. Довёл нас к бухте Провидения, а там уже спасённые челюскинцы нас встречают.

– Ну и как вы, расстроились?

– Бирнбаум, конечно, расстроился. Эх, говорит, даже дирижабль собирать не пришлось.

– Ещё неизвестно, как бы это получилось, на таких маленьких «Вэ–два» и «Вэ–четыре» в Арктике… – послышался глухой голос Пигарева, который Матвей плохо различал: вероятно, тот высказывал аргументы, что с ними могло стать, если бы они пытались спасать челюскинцев с дирижаблей.

– А дальше? – голос Краснова потребовал. – Я может в газету статью про это напишу.

– Дальше чего? – было слышно, как Кармаков рыгнул и продолжил рассказывать, – …в Уэллен…столица Чукотки… столица тоже мне… пара яранг, да пара домишек. Потом Петропавловск… там банкет челюскинцам уже приготовили… нам даже не налили… а потом в вагоны всё опять грузить.

Пауза. Наверное, пили.

– Да, вот такой конец… возили–возили ящики с «Комсомолкой», а сгорела вместе в «Вэ–пять» в родном эллинге…

Матвей поднялся, вышел покурить. Навстречу – двое с гитарой из соседнего барака. Матвей, пока курил и дышал воздухом у входной двери, сдался: «Да, сегодня, уже не уснуть, придётся идти с ними пить».

Зашёл в бывшую комнату Антонины. Клубы прогорклого махорочного дыма и туманные очертания пяти человек. Кармаков бесцеремонно распластался на лежанке, на которой раньше спала Антонина. Его не смущало, что можно лежать на белой простыне, не снимая сапог. Матвей поморщился и резким движением руки скинул ноги Кармакова с лежанки, да так, что Кармакова развернуло и ему пришлось привстать. Матвей скомкал простыню, бросил её к двери:

– Завтра отнеси в прачечную.

Пигарев протянул из дымной пелены стакан с самогоном. Матвей молча выпил, не закусывая. Присел на лежанку рядом с Кармаковым.

– Это самое… ты не очень–то, это самое… – Кармаков с опаской поглядывал на Матвея, почёсывая старую болячку на нижней губе.

– Суровый ты мужик, Матвей, – Пигарев забрал у Матвея опорожнённый стакан.

– Какой есть… – Матвей наблюдал за гитаристом, примостившимся на стуле у противоположной стены комнаты.

– Ты же знаешь, раз в месяц стирают… А я вот теперь соседом у тебя… переселили… говорят мешаю там… а как рабочему человеку отдыхать? Да, пьём, но ведь и работаем… и ещё, вот он… – Кармаков кивнул на заснувшего в полусидячем положении черноволосого парня, голова которого недвижимо покоилась на столешнице, – хотели его ударником сделать, так начальник говорит: «Куда такого пропойцу… С него и фотография в газету не получится…» – Кармаков захохотал.

Матвей посмотрел на зеркало на стене, за спиной спящего. Что же Антонина не забрала? Вот так… а я, дурак, специально ездил покупать… надеялся… что же она? Матвей вспомнил, как Антонина тогда негромко произнесла «спасибо», после того, как он закрепил петли зеркала двумя шурупами. Вспомнил, как небрежно она пригладила свои каштановые волосы и как её серо–зелёные глаза из зеркала почему–то устало смотрели на него.

Гитарные аккорды зазвучали сначала неуверенно, потом гитарист подобрал мелодию и Матвей узнал мотив «Мурки». Другой парень из соседнего барака запел.

«Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,

Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!

Капитан Воронин судно проворонил,

А теперь червонцы получай!»

– Нет, не так! – Кармаков, будто ужаленный, заорал: – «И за это орден получай!»

– Да подожди ты… продолжай, – Краснов сдержал Кармакова, рванувшегося накрыть струны рукой.

«Здравствуй, Ляпидевский, здравствуй, Леваневский,

Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай.

Вы зашухерили, кораблик потопили,

А теперь награды получай.

Если бы не летчик Миша Водопьянов,

Не видать бы вам родной Москвы.

Плавали б на льдине, на своей машине

И как волки б ныли от тоски…»

– Ну–ка, ну–ка.. налей – налей… Так, играй, щас вспомню… – Кармаков, совсем не попадал в ноты, рычал, ладонью отбивая по своей коленке:

«Вы теперь герои. Словно пчёлы в рое,

Собрались в родимой стороне.

Деньги получили, в Крым все укатили,

А "Челюскин" плавает на дне».

4

Паньков про себя рассуждал: «Баловство эти шары–прыгуны! Ну да, воздушные ямы почувствуем, да, стабилизацию научимся делать, но ведь эти крохотные шарики совсем не то, что большой дирижабль. Хотя, с другой стороны, на шарах–прыгунах каждый член экипажа почувствует, что значит быть пилотом». Посмотрел, как моторист Коняшин, в стороне от общей стартовой позиции, не имея положительной сплавной силы шара–прыгуна, совершал гигантские шаги–прыжки метров в пятьдесят. К нему присоединился штурман Мячков со своим шаром и вдвоём они играли, кто, после толчка двумя ногами от условной линии, точнее приземлится в условную точку.

Безветренная погода позволила выдать разрешение на полёты не только опытным пилотам. К тому же, на базу привезли дополнительно около пятидесяти металлических баллонов с водородом для дозаправки шаров. Паньков прикинул: «Если шар объёмом… сколько? Так… ну, диаметр шарика метров шесть, сфера… сразу и не сообразить».

– Володя! – Паньков позвал Лянгузова. – Не знаешь,