Читать книгу - "Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов"

Иван на мгновение задумался, его взгляд стал мечтательным.

— Сие прекрасная мечта, но…

— Но? — невольно насторожилась она.

— …я не смогу позволить тебе остаться в том дивном мире: ты нужна Руси, ты крепкая правительница и должна постоять за себя и за детей своих.

— Знаю, — вздохнула Елена, понимая, что он прав. — Но иногда мне так сильно хочется сбежать, просто исчезнуть.

— Я всегда буду рядом с тобой, — он привлек ее к себе. — Буду твоей крепостью, твоей защитой. Даже если мы не сможем сбежать, я всегда буду любить тебя.

Она прижалась к нему и ощутила себя защищенной, хотя и понимала, что их любовь — это запретный плод, но не могла устоять против соблазна.

— Хочу запомнить каждую деталь сей ночи, — прошептал Иван, нежно проводя рукой по ее волосам, — дабы в самые темные времена помнить, каково сие — быть с тобой.

— Тогда запомни хорошенько, — прошептала она, поднимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Запомни, как я гляжу на тебя сейчас, как чувствую каждое твое касание. Запомни мои шепот и стоны, запомни, как я кличу тебя по имени.

— Я запомню все, — Иван склонился к ней, его дыхание стало прерывистым. — Каждую линию тела твоего, каждый изгиб, каждую родинку. Запомню аромат твоих волос, вкус твоих уст, тепло твоего тела рядом с моим.

Елена улыбнулась, ее глаза засияли в полумраке:

— А я запомню крепость твою, как держишь меня, защищаешь и любишь. Запомню, как сердце твое бьется рядом с моим, как руки твои меня обнимают и ласкают.

Когда первые лучи рассвета начали пробиваться сквозь занавеси, а где-то в московских подворьях закричали петухи, Елена и Иван, уставшие, но счастливые, уснули в объятиях друг друга…

Глава 24

Глинская думала недолго,

Казначейше как отмстить.

Шуйскому напомнить строго

И нрав его чуть укротить.

Авдотья ж надоела в смерть,

На трон ей нечего глазеть!

Конечно, Елена Глинская и не помышляла оставить без ответа оскорбительную выходку Авдотьи Шуйской.

Прямое противостояние с княгиней было достаточно рискованно: думные бояре, как надежные бастионы, защищали ее тылы. Подступиться к ней со стороны казначейства тоже чревато: стоит только копнуть, как нечистым на руку окажется каждый второй приближенный Елены. Если не каждый первый! Да и самой ей не очень хотелось копаться в хитросплетениях государственной казны — на повестке дня стояли куда более насущные вопросы, — поэтому она решила ударить по слабому месту Авдотьи через ее мужа, Василия Шуйского.

Убить двух зайцев разом! История простого крепостного, лишенного языка за крамольные речи против великой княгини, послужила той самой ниточкой, за которую следовало дернуть, чтобы пошатнуть незыблемый авторитет Шуйских. Бог с ним, с этим холопом, главное — загнать в угол Шуйского и приструнить его не в меру заносчивую супругу.

Подобно железной руке в бархатной перчатке, Елена Глинская властно удерживала все нити государственного управления. Ее сердце переполняла забота об укреплении собственной власти, а отнюдь не забота о крепостных и холопах. В своем стремлении укрепить самодержавную власть и обуздать своенравных бояр, она и близко не помышляла умилостивить простой люд.

Как опытный полководец следит за каждым движением противника, так и она пристально наблюдала за боярами, не позволяя им бесчинствовать в своих владениях. Главное, считала она, утвердить незыблемость власти, а не смягчать сердца сильных мира сего. В ее правлении, как в искусной мозаике, складывались узоры государственной власти, где каждая деталь — от великокняжеского престола до последнего боярского удела — служила одной цели: укреплению державы под ее мудрым и твердым руководством.

Поэтому Елена Глинская недолго думала, как дать отпор зарвавшейся княгине-казначейше, а заодно осадить и самого Василия Шуйского — напомнить лишний раз, кто здесь главный. Авдотья сама виновата: никто не тянул ее за язык, сама разболтала при всех придворных боярынях то, чего не следовало. Пусть даже не мечтает о троне — не видать ей места на престоле, покуда сама Елена жива и правит в столице Московского великокняжества!

Каждое утро в опочивальне правительницы разворачивалось удивительное действо — настоящий спектакль власти, где каждый жест, каждый шаг продумывались и исполнялись с безупречной точностью. Пока искусные руки придворных боярынь омывали тело великой княгини, пока искусники колдовали над ее прической, а ювелиры бережно раскладывали драгоценности, весь этот ритуал превращался в завораживающее зрелище.

Здесь, в личных покоях великой княгини, наполненных ароматами благовоний и шепотом слуг, каждый знал свое место и свою роль. Старшая боярыня следила за порядком, младшие подавали одежды, прислужница застегивала крючки, а личная служанка держала зеркало.

— Матушка-княгиня, дозволь подать тебе парчовый халат с жемчужной оторочкой? — склонив голову, почтительно произнесла старшая боярыня, черноокая женщина с весьма внушительными формами.

— Нет, Марфа, сегодня надень мне расшитый золотом ферязь, — ответила Елена Глинская, глядя в зеркало, где отражалась личная служанка, занятая ее прической. — И пусть принесут ожерелье с крупными рубинами.

Здесь каждое движение, каждый поклон служили напоминанием о субординации и месте каждого в иерархии двора. И в этом отточенном до мелочей церемониале проявлялась вся мощь великокняжеской власти — негромко, но убедительно, как и подобает истинной власти.

— Кто ныне несет службу у моих покоев? — снова обратилась Елена к старшей боярыне.

— Аким, матушка-княгиня, дежурный дворовый.

— Тот самый, коий с ястребиными глазами? — притворилась великая княгиня, будто не знает или не помнит, о ком идет речь.

— Он самый, — подтвердила боярыня, незаметно переглянувшись с прислужницами: все знали, что правительница лукавит, потому что не единожды замечали, как она покровительственно смотрит на молодого стражника.

Сидя перед зеркалом, Елена Глинская с удовольствием рассматривала свое отражение и восхищалась великолепной прической. Однако, когда старшая боярыня вознесла над ее головой роскошный кокошник, украшенный множеством драгоценных камней, лицо Елены омрачилось, и взгляд потускнел.

Сразу после утреннего туалета великая княгиня удалилась вместе с боярынями в свои личные покои и велела позвать дежурного дворового Акима. При этом она не стала отсылать боярынь, показывая тем самым, что ее действия открыты, справедливы и законны.

В этом простом жесте крылась целая стратегия: присутствие свиты не только свидетельствовало о прозрачности намерений правительницы, но и служило своеобразной защитой ее авторитета. Боярыни, оставаясь в комнате, становились немыми свидетелями происходящего, гарантами того, что все происходит в соответствии с устоявшимися традициями и правилами дворцового этикета. Их присутствие также подчеркивало, что великая княгиня не боится ничьих подозрений, демонстрируя свою силу и убежденность в своей правоте.