Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

Князь, беспомощно оглядевшись по сторонам, торопливо сунул новорожденного в руки холопок. Затем, распахнув высокие двустворчатые двери, решительно шагнул в опочивальню.

Анастасия встретила его слабой улыбкой. Утомлённая родами, она лежала на широкой постели, смотрела на него молча, с обожанием и тихой радостью.

– Сын. У нас с тобой – сын, – наконец выговорила она. – Ты сказал, назовёшь его Олегом. Олег – княжеское имя.

– Всё верно. Мой сын – княжич. Как иначе? – Ярослав развёл руками.

– Но ведь я – не княгиня. Я всего лишь полюбовница твоя.

– Не говори таких слов. Ты для меня больше, чем княгиня.

– Тогда прогони Ольгу. Зачем тебе она? Чего ты боишься? Кого? Мой отец, мои братья помогут тебе. У тебя сильная верная дружина. Не пора ли…

– Довольно! – хмурясь, оборвал её Ярослав. – Я должен устроить жизнь своих детей, Владимира и Фроси. Потом, позже…

– Я устала ждать, княже! Или твои слова о любви – лишь отговорки, и ты не собираешься рвать с Ольгой! – Анастасия едва не сорвалась в крик.

Радостного настроения у Ярослава как не бывало. Чувствовал он себя, словно меж двух огней. Как поступить ему, что теперь делать, что сказать?

Он стоял перед любимой женщиной, запутавшийся, растерянный, тупо сжимал уста, понимал, что говорить сейчас и обещать что-то было нелепо.

Буркнул, нахмурив чело:

– После потолкуем. Не время. – И, круто повернувшись, толкнул дверь.

В сенях немного остыл, постоял у окна, подумал, что, собственно, иначе и быть не могло. Начнутся обиды, ссоры, пересуды нелепые. Твёрдо знал Ярослав одно: об устройстве детей своих следовало похлопотать незамедлительно.

…Княгиня Ольга сперва, когда привёл Ярослав в княжеский терем Анастасию, не особенно горевала и злилась. В конце концов, сама тоже изменила мужу, заведя полюбовника. Многие князья и княгини жили так, лишь внешне, на людях показывая видимость семейного лада. Но когда сведала дочь Долгорукого о рождении у Анастасии сына, то сразу забеспокоилась. Как бы Ярослав не предпочёл ребёнка от наложницы её Владимиру. Не мешкая поспешила Ольга в хоромы мужа.

Она ввалилась в горницу, тяжело дыша, грузно повалилась на лавку, брезгливо отодвинула в сторону поданный челядинцем жбан с медовым квасом. Смотрела на бледное, усталое лицо Осмомысла, сидящего напротив на стольце, кривила некрасиво уста, говорила, как всегда, громко, не выдерживала, переходила на крик:

– Что, доволен?! Родила сына Настаска твоя! Ему, верно, стол галицкий передать метишь?!

– Да я вроде покуда помирать не собираюсь. И как я чадо такое малое на стол посажу? Думай сперва, чем орать тут! – огрызнулся Ярослав.

Он исподлобья недовольно глянул на высокую кику[141] Ольги, сплошь затканную розовым новгородским жемчугом.

Топилась муравленая печь. Ольга распахнула бобровый кожух, вытерла пот с чела. Резким движением сдёрнула, швырнула на стол рукавицы, заговорила по-иному:

– Бросить меня хочешь, вижу! Дак не выйдет у тя, волче! Бояре твои не хотят воевать с братьями моими! Да ты и сам боисся! – Она внезапно громко расхохоталась. – И сына своего я в обиду не дам! Слышишь, князь? Он будет на столе златокованом, а не выблядок твой! И я яко мать чад своих от твоей нелюбви оберегу! Не дам их в обиду! Кому угодно горло перегрызу, а не дам! Любого, кто на пути встанет, изведу! И тебе не позволю ни себя, ни их позорить!

– Не в ту сторону глядишь ты, Ольга, – с усмешкой спокойным голосом возразил ей Ярослав. – Ты уймись-ка давай лучше. А коли о сыне твоём речь зашла…

– И твой то сын!

– Ну, пусть и мой, – неожиданно быстро согласился с её словами Осмомысл. – Ты вот ответь мне, где он ныне? В тереме его давно не вижу. Хочешь, покажу кое-что?

– О чём глаголешь? – Ольга сразу насторожилась.

– Погоди, оденусь, сходим с тобой вдвоём в одно место. Здесь, на Горе, недалече. Полюбуешься на чадо своё. – Ярослав решительно поднялся со стольца, кликнул челядина, велел подать кафтан и шапку.

Вдвоём, не взяв с собой гридней, князь со княгиней прошли через ворота Детинца и свернули влево от шляха. Пропетляв между домами, они вскоре очутились у дверей просторной корчмы, откуда доносились громкие пьяные голоса.

– Ну вот. Пришли мы.

– Что се за вертеп?! – брезгливо поморщилась Ольга.

Ярослав резким движением распахнул дверь. В лицо ударил терпкий запах немытых тел вперемежку с ароматом жарящегося мяса.

На лавках повсюду сидели люди самого разного звания и положения. Вот отрок из молодшей дружины макал в кубок с олом вислые усы, рядом какой-то нищеброд в лохмотьях жадно обгладывал брошенную ему кость, за соседним столом веселились, обнимая бесстыжих хохочущих гулевых девок, несколько изрядно подвыпивших боярчат. И среди них… К ужасу своему, Ольга узнала сына. Владимир одной рукой сжимал наполненный мёдом ритон, а другой обнимал за тонкий стан простоволосую девицу в цветастом саяне[142]. Видно было, что княжич пьян.

– Позор экий! – только и пробормотала Ольга.

– Ну, видишь? Убедилась?! Вот оно, воспитанье твоё! Ни в чём отказа не ведал с малых лет – и во что теперь превратился твой Володенька! – зло процедил сквозь зубы Ярослав.

Он подошёл к столу, вырвал из слабой Владимировой длани ритон, швырнул его на пол и властно возгласил:

– Хватит бездельничать! Ступай за нами немедля!

– Отец! – Владимир явно струхнул. Когда же, воровато озираясь по сторонам, он заметил в середине горницы мать, то тотчас отстранил смеющуюся девицу и вскочил на ноги.

Хмель мигом вылетел у княжича из головы. Потупив очи, послушно поплёлся он вслед за родителями домой в терем.

– Вот от кого и от чего следовало бы тебе оберегать своё чадо, – выговаривал после Ольге Ярослав, когда они снова остались с глазу на глаз в горнице хором.

Пьяного Владимира уложили спать, и сон его охраняли гридни. Княгиня распорядилась, чтобы покуда княжича со двора не выпускали. Понимала она, что Ярослав во многом оказался прав. Она упустила сына, излишне избаловала его. Впрочем, князя она снова осыпала упрёками:

– Ты ведал и молчал! Ничего мне не сказал доселе! Видел, что пьёт наш сын, что с людишками худыми дружбу водит, и доволен сим был! Выходит, всё одно тебе! Права я! Настаскино отродье на стол посадить мыслишь! Тако я и думала!

– Хватит попрекать меня Настей! Сама не без греха! – прикрикнул на жену Осмомысл. – Развела тут! Что я, за каждым шагом Владимировым следить должен был?! Ну, раза два я его из этой корчмы вытаскивал с гриднями, и он меня упросил, чтоб тебе не сказывал. Боится, видно, гнева твоего.