Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

Ребёнка нарекли при крещении Еленой в честь Равноапостольной царицы, крохотная дочь мирно посапывала в колыбельке, и боярин, глянув на неё, умилённо улыбнулся. Одна отрада в жизни у него – семья. Слава Христу, хоть тут покуда мир и покой.

– Был во дворце? – спросила Оксана, закончив свою работу и отбросив косы за спину.

– Был. Да до князя не добрался. Говорят, занят он. Чагровы люди в хоромах на лестницах сторожу правят. Словно позабыл Ярослав, кто ему столько лет служил верно.

Семьюнко вздохнул.

– Ты не печалься, – стала успокаивать его жена. – Придёт час, вспомнят о тебе. Вон, бают, с уграми у нас размирье. Дочь Ярославову воротил круль, отослал от себя, не восхотел ожениться. А на кого князю опереться в час лихой, как не на таких, как ты. Пришлют за тобою вборзе.

Глядя в синие озёра жениных очей, на её остренький носик, слегка подрагивающий при разговоре, любуясь невольно её красотой, мало-помалу отходил Семьюнко от досады, он почти поверил сказанным мягким грудным голосом Оксаниным словам. Подумалось уже: а права ведь она! Куда князю Ярославу без преданных, добрых советников?! Чагр, что ли, станет дела править али дщерь его? Непременно понадобится Ярославу он, Семьюнко.

…Уже в сумерках явился внезапно к Семьюнке нежданный гость – боярин Коснятин Серославич. Приехал верхом, не в возке, и сопровождали его всего трое гридней. Одет был по-простому, в мятелию серого цвета поверх домотканой свиты, да в шапке войлочной, столь же серой и невзрачной. Сразу и не догадаешься, что боярин великий. Поприветствовал Изденьевича, вопросил о дочке, а затем, когда уединились они в горнице, завёл хитрый разговор:

– Ведомы всем, боярин, заслуги твои перед Червонной Русью. Помнят, как под Перемышлем ты в стан угорский ездил и как со Мстиславом Волынским мир творил, и как под началом Долгорукого ратоборствовал. И супротив Давидовича как ты ходил не единожды, кровь свою за Галич проливал. Не щадил ты себя, боярин, службу правил князю Ярославу верно и честно. И что получил ты за верность и честность? Что, много земли, холопов князь тебе дал? Куда там! Боярство от его едва получить ты смог. А топерича и вовсе что выходит? Князь-то о тебе позабыл. Одни Чагровичи у его в чести. Тако вот стало. Отныне ни тебя, ни меня, ни иных многих не слушает князь, совет не держит. Вскружила ему голову дщерь Чагрова, девка непотребная. О княгине своей и детях вовсе позабыл князь, живёт с Настаской сей, яко с женою венчанной.

Хоть и немало напраслины возводил Коснятин на Ярослава, но суть того, что творилось сейчас в Галиче, передал верно. Сошлась речь его с давешними мыслями Семьюнкиными. Согласился сын Изденя с Серославичем. Много правды было в его словах. Одобрительно кивал Семьюнко головой, а Коснятин, видя это, продолжал:

– Особо возмущает то, что княгиню Ольгу, дочь Долгорукого, позорит Ярослав. Не забывай, боярин, что у Ольги на Руси немало сторонников, братья её, Андрей и Глеб, владеют Суздалем да Переяславлем[137]. Ещё же один брат, Василько, от базилевса Мануила городки на Дунае получил. Не хотелось бы, чтоб из-за блудодейки Настаски ратное нахожденье на Червонной Руси началось. Ох, не хотелось бы!

– Что предлагаешь, Коснятин? – прямо спросил, перебивая многоглаголивого собеседника, Семьюнко.

– Да что я покуда предложить могу? – Серославич развёл руками. – Одного добиваюсь: чтоб мы, бояре, заедино стояли. Много меж нас недовольных Ярославом. Вот приехал, поделиться думами своими измыслил. И скажу тако: ежели вместе мы все станем, сумеем Чагра и его свору из княжьих хором вышвырнуть. А тамо… Князья меняются, а мы, бояре, остаёмся. Мы – соль Руси Червонной, мы – сила её. Без нас не стоять столу галицкому!

Закончил Коснятин молвь свою торжественно, смотрел он на Семьюнку, гордо приподняв обрамлённое круглой короткой бородой лицо.

Не возразил ему Семьюнко, ни слова супротив не молвил. Вспомнил вдруг, как взял под себя Ярослав тех двух девчонок, спасённых во время потопа. Не дал ему, Семьюнке, угодья их родителей – житьих. Не хотелось ему вспоминать о прежней княжеской милости, о детских годах, о дружбе былой с Ярославом, одно думалось: прав Коснятин! В них, в боярах великих, – сила земли!

Так и ответил, а уже провожая гостя, бросил, как бы невзначай:

– Ты, еже что, приходи. Али к себе зови. Есть, чай, над чем подумать.

…Довольный, покинул Коснятин Серославич Семьюнкины хоромы. Мнилось ему, что обрёл он в Красной Лисице единомышленника и союзника. А о том, что «дальше», Коснятин не говорил никому. Не время было, крепко покуда сидел на галицком столе ненавистный ему «Ярославка». Однако дела Серославича продвигались, медленно, но верно. И даже Настаску он в мыслях благодарил, что невольно помогала ему разжигать среди бояр недовольство князем и его нынешним окружением. Но, понимал Коснятин, час решительных действий ещё не пробил. Он научился ждать, быть терпеливым – и ждал, терпел, надеялся. Он чуял, как волк на охоте за добычей: скоро пробьёт его час.

…О разговоре с Коснятином Семьюнко никому не поведал, даже жене. Но в княжеских хоромах с того вечернего разговора старался бывать он как можно реже. Запали слова Серославича ему в душу.

Глава 18

На высоких сенях в деревянном тереме в Тисменице, даренной ему щедрым Осмомыслом, Андроник Комнин не только охотился и предавался греху с молодыми жёнками. Были у него и дела поважнее. Началось всё с того, что единожды явился к нему некий маленький колченогий человечек в чёрном одеянии. Долго кланялся, говорил визжащим тонким голосом, наконец завёл речь о главном:

– Моё имя Птеригионит. Недавно мне посчастливилось побывать в Константинополе. Я исполнял одно поручение архонта Ярослава. Так вот, я имел встречу и беседу с людьми, близкими к твоему двоюродному брату, сиятельнейшему автократору Мануилу. Мне велено передать тебе, царевич Андроник: базилевс не держит более на тебя зла за прошлое. Он ожидает, что ты верно послужишь империи ромеев. В скором времени в Галич прибудут послы автократора. Ты можешь возвратиться в империю.

– С чего вдруг базилевс сменил гнев на милость? – недоверчиво качая кудрявой головой, спросил принц. – И почему я должен верить тебе? Кто ты? Ради чего явился ко мне?

– Ты забыл меня. А ведь я не раз оказывал тебе важные услуги, светлейший. – Птеригионит рассмеялся, обнажив уродливые лошадиные зубы.

Смех евнуха, скрипучий, противный, с провизгом, помог Андронику вспомнить кое-что из прошлого. Он долго молчал, сурово глядя на смуглое лицо улыбающегося скопца, затем поднялся во весь свой огромный рост и прикрикнул громко: