Читать книгу - "Венецианские куртизанки - Мюриель Романа"

заплатят вам за кров.

– Они могут оставаться здесь, в пустующем домике рядом с садом, в глубине клуатра. Если им захочется присоединиться к нашей небольшой компании, я этому не воспротивлюсь, – заключила она и заговорщически подмигнула.

Екатерина Медичи

Амбруаз Паре уселся рядом с Франциском II, держа под рукой свой хирургический инструмент. Лицо молодого короля, растянувшегося на ложе и закрывшего глаза, исказилось от боли. Королева-мать подошла к сыну и присела по другую сторону. Врач тщательно исследовал при помощи узкого рожка слуховой канал монарха и вытер испачканный инструмент.

– Каково его состояние, мэтр Паре? – взволнованно осведомилась Екатерина Медичи.

Врач вздохнул.

– Судя по свинцовой окраске лица, злокачественные жидкости не могут выйти вместе с выделениями, ваше величество. Но не извольте тревожиться, в пятнадцать лет выздоровление не заставит себя ждать.

– А как с… остальным? – спросила она. – Как вам известно, все королевство ожидает доброго известия.

– Увы, мадам, застой в детородных органах вашего сына не выдержит постороннего вмешательства. Тем не менее чудеса далеко не исключены.

Действительно, Екатерина верила в чудеса. Не была ли она сама подлинным воплощением чуда?

В руках врача появилась колба с желтоватой жидкостью, извлеченная из его сумы, он смочил этой жидкостью тряпицу и затолкал ее больному в ухо. Франциск скривился и застонал.

– Смесь крепкого уксуса и бычьей желчи принесет вам облегчение, – сказал он монарху.

Глядя на Амбруаза Паре у изголовья своего сына, Екатерина вспоминала, как она обратилась к нему для спасения своего супруга, раненного рукой Монтгомери: тогда он извлек из глаза короля кончик копья и потом несколько дней лечил его, но безуспешно. Екатерина покачала головой, прогоняя безрадостные мысли.

– Побольше отдыхайте, сир, и уже завтра утром, с Божьей помощью, вам полегчает. – С этими словами Амбруаз Паре собрал свои инструменты и снадобья.

То, что врач принадлежал к гугенотам, не мешало королеве-матери приглашать его к своему сыну, так как она считала его непревзойденным знатоком своего дела. При этом она охотно принимала и его молитвы, наверняка способствовавшие выздоровлению царственного больного.

Амбруаз Паре покинул спальню.

– Сын мой, – обратилась к королю его мать, – я получила радостное известие: Монтгомери найден, он скрывается в Венеции.

Франциск со стоном повернул голову и уставился на мать.

– Какого дьявола понадобилось ему в Венеции?

– Вы сможете сами узнать у него это, просто отправьте людей, чтобы они схватили его и доставили в Париж, здесь его станут судить.

– Я не могу отправить отряд в чужую землю, матушка, не рискуя устроить дипломатический конфликт.

– Ваша боязливость излишня, необходимо, чтобы свершилось правосудие. Если вы не проявите характер в самом начале своего правления, то другие тоже посчитают себя вправе бросить вам вызов.

– Знаю, мой долг заботиться о торжестве правосудия, но одновременно я против излишнего риска.

– Дражайший сын мой, вы король, ваш долг – чтить память вашего отца и уважать горе вашей матери. Как вы сможете и дальше смотреть мне в глаза, если откажетесь?

– Вы несправедливы, матушка.

– Знаю, вы колеблетесь из-за Гизов. Тем не менее вы должны проявить власть, от этого они только больше вас зауважают.

– Дело не только в них, главное, я не хочу перечить Марии, вам известно, как она привязана к своим дядям, – пробормотал он. – А теперь, прошу, дайте мне полежать спокойно, мне очень плохо.

Зажав ладонью ухо, Франциск отвернулся от матери и, несмотря на тепло начинавшейся осени, завернулся в одеяло.

– Да хранит вас Господь, сын мой.

Со строгим выражением лица Екатерина покинула его спальню, решив прибегнуть к другой стратегии. Нельзя было оставить Монтгомери ни единого шанса.

Флоримон

Флоримон расхаживал по приемной от стены к стене. Слишком давно Изабо покинула его, не дав иных объяснений, кроме «службы королеве-матери». Теперь, потеряв терпение, он осмелился явиться за новостями к самой королеве-матери. Он не сообщил об этой дерзости своему господину, герцогу де Гизу, потому что если бы последний узнал, что он неровно дышит к фрейлине Екатерины Медичи, то непременно постарался бы извлечь из этого выгоду. Тогда Флоримон посчитал бы, что предал Изабо.

Хождение помогало ему думать. Он перечислял, бормоча себе под нос, причины, по которым должен был справиться о вестях от Изабо. Да, он получал от нее письма, но отвечать на них не мог, не зная, где она находится.

Наконец дверь открылась, и он изготовился к низкому поклону. Но взгляд пришлось опустить: появилась карлица Дуроножка, состоявшая при королеве-матери в роли шутихи. Карлики всегда его смущали, пристрастие к ним рослых людей заставляло его недоумевать.

– Карлица, когда меня примет твоя госпожа?

Та молча семенила, неся в руках какой-то непонятный предмет. В центре комнаты она разложила его, это оказался маленький столик. Она достала столь же миниатюрную колоду карт Таро.

Флоримон немного выждал, откашлялся. Дуроножка замерла с картой в руке, потом повертела головой.

– Здесь кто-то есть? – спросила она.

Флоримон раздраженно повысил голос:

– Да, это я, я говорю с тобой.

Карлица приставила ладонь козырьком к глазам, как будто озираясь.

– Мне послышался голос, но здесь никого нет!

Она взяла в руки карты.

Флоримон сердито топнул ногой, но карлица и ухом не повела: она продолжила игру, что-то напевая себе под нос. Это было уже слишком, ее поведение ничуть его не забавляло.

– Отвечай, пакостная карлица! – прикрикнул он.

Дуроножка смолкла, напрягла слух.

– Что я слышу? Повеяло мерзким ветерком. Кто распространяет здесь зловоние? Чей-то рот изрыгает липких жаб!

От продолжения этого разговора не приходилось ждать ничего хорошего. Флоримон знал, что с шутами надо обращаться бережно, мало ли, что они наболтают государю.

Он почтительно преклонил одно колено.

– Мадам, не соблаговолите ли сообщить, когда ее величеству угодно будет дать мне аудиенцию?

Дуроножка отложила карты и наконец-то удостоила его взглядом.

– Так ты здесь? Я тебя не видела. Не нарекли ли тебя родители по случайности именем?

Флоримон выпрямился, поклонился еще раз и представился:

– Флоримон Роберте де Френь, дворянин из дома Гизов, к вашим услугам, мадам.

Беспардонно, намеренно медля, она оглядела его с ног до головы.

– На колени, больно ты длинный, – приказала она и сопроводила приказ жестом.

Ей следовало повиноваться, Флоримон подчинился.

– Так это ты – тот дворянчик, воздыхатель малышки Изабо?

Флоримон почувствовал, что густо краснеет. В свои 28 лет он успел забыть, когда о нем последний раз говорили с таким пренебрежением.

– У нее недурной вкус, не спорю, ты хорош, прелесть, что за пряди, падающие на