Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

помнил, как ты принимал его… Он не успел… Люди Ангела схватили его… Заковали в цепи… Исаак велел открыть двери темниц… И выдал базилевса Андроника озверевшей толпе… Ему вырвали глаза, отсекли руку… Потом бросили в темницу… После на ипподроме снова подвергли издевательствам… Андроник, твой брат, погиб…

Пальцы Ярослава вцепились в подлокотники стольца. В волнении застучало в груди сердце. Вести были страшные, и страшен был человек, их принесший. Одолевая себя, свою слабость, князь тем же невозмутимым голосом снова спросил:

– Как же спасся ты, скопец?

– Я потерял всё своё имущество. Мой дом разграбили разъярённые мятежники. Я спрятался в погребе, в пустой бочке. Её прокололи копьём, но я успел пригнуться. Помог мой малый рост. Потом я пробрался в порт и попросил одного русского купца взять меня с собой. Сказал, что знаю тебя, архонт.

Хоть и велел Осмомысл Птеригиониту встать с колен, евнух не выдержал и с плачем повалился обратно на пол. Пыльная хламида его разметалась по полу. От скопца исходил нестерпимый смрад, но Осмомысл даже виду не подал, сколь ему противно сидеть здесь и слушать излияния старого злодея.

– Что ты хочешь от меня? – В чуть прищуренных глазах цвета ила читалось лёгкое презрение.

Евнух заметно оживился, сразу прекратил рыдать, вытер засаленным рукавом хламиды покрасневшие глаза.

– Умоляю: дай мне немного серебра. Я расплатился бы с купцом. И потом… Я был всегда верен тебе, архонт. Помнишь, я однажды оказал тебе услугу. И впредь готов служить тебе… Только намекни… Любого твоего врага…

– У меня нет врагов, которых надо бы было травить! – перебил его Ярослав. – Пока нет.

– Ты сказал: пока! О, как ты прав, сиятельный! Пока! – Уродливое лицо Птеригионита просияло. Как будто и не рыдал он только что, не валялся на полу. – Смею утверждать, такие враги могут появиться! Не бывает, чтобы у такого великого человека, как ты, не было врагов. Ведь ты воистину – великий правитель!

Осмомысл лишь усмехнулся в ответ на грубую лесть евнуха. Он решительно перевёл разговор на другое:

– Мне стало известно, что это ты отравил в Фессалониках моего двухродного братца, князя Ивана! Дело давнее… – Ярослав задумчиво постучал пальцами по подлокотнику стольца. – Ответь мне, по чьей указке сотворил ты это тёмное дело?

Евнух, испуганно сжавшись, жалобно пропищал:

– Не губи меня, архонт. Мне приказала… архонтисса Ольга.

– Вот как. – Осмомысл грустно вздохнул. – Я должен был догадаться… Довольно пресмыкаться! Встань немедля, в конце концов! – прикрикнул он, грозно сведя брови. – Вот что, – добавил он уже спокойно. – Я дам тебе серебра, скопец. Купи себе хату где-нибудь на Подоле… Или… Да где хочешь! Чтоб только я об этом знал. И затаись, сиди тихо. Никаких ядов, никаких козней, Птеригионит! Если проведаю о чьей-то неожиданной смерти с твоей помощью – берегись! Ну а станешь нужен – призову! Ступай теперь! Да, и в баню бы сходил! Вонь от тебя!

…Получив из княжеской скотницы серебро, Птеригионит поспешил улизнуть из терема. В княжеской горнице же ещё долго стоял тяжёлый запах немытого тела. Пришедшие к Осмомыслу Болеслава и юная жена Ярополка Кормилитича, Радмила, сидели на скамьях, морщась и зажимая носы.

– Дозволь, княже, пригласить тебя на пир к нам, – прощебетала Радмила.

Она родила Ярополку первенца, и крёстным отцом новорожденного Василия стал княжич Владимир.

Ярослав охотно принял приглашение. Он пристально поглядывал на дышащую в пропитанный ароматами благовоний платочек сноху. Болеслава предпринимала усилия для сближения его с Владимиром, рада была, что своего старшего сына князь принял и дал ему в держание Свиноград. Неужели она думает, что он, Ярослав, изменит своё решение передать галицкий стол после себя Олегу? Или у неё на уме что иное? Тревожила в последнее время Осмомысла Болеслава. Чуял он, что непростая жёнка – дочь Святослава Киевского. Но до откровенных разговоров с ней дело покуда не доходило. А потолковать им было о чём…

…Птеригионит купил крошечную избёнку на косогоре в одной из пригородных слобод, невдалеке от берега стремительной Ломницы. Место было тихое и спокойное. Надеялся евнух хоть какое-то время переждать, передохнуть от прежних забот и хлопот. Но жизнь словно насмехалась над ним, втягивая раз за разом в замкнутый круг одних и тех же тайных дел. Всё повторялось с порой пугающей его последовательностью. В один из вечеров в избу его постучалась незнакомая женщина в чёрных одеждах. При виде блеснувшего серебра позабыл Птеригионит о своих страхах и угрозах Осмомысла.

Глава 101

На сенях и в верхних палатах огромного обросшего в последний год многочисленными пристроями терема Яволода пировали шумно и долго. Ярополк после женитьбы поселился в одном доме с братом, потому и позвали сюда высоких гостей. Сияющая от удовольствия юная Радмила вынесла на показ высоким гостям завёрнутого в пелёнки младенчика.

– Вот, княже, княгиня, княжич, бояре, глядите! Се наш с Ярополком сын! – возгласила она.

Бывший тут же епископ Стефан благословил ребёнка и его родителей, после чего началось пиршество. Бояре расселись за столы посреди просторной залы, отдельный стол был накрыт для боярских жён и дочерей. Вначале гости вели себя важно, степенно, но вскоре доброе вино развязало им языки. Епископ со своими спутниками поспешил удалиться – негоже было ему внимать пустой боярской похвальбе и слушать срамные песенки скоморохов.

Уход святого отца, а следом за ним и князя, который сослался на неотложные дела, позволил многим из гостей облегчённо вздохнуть. Теперь веселились без всякого стеснения, орали наперебой песни, ударяли в пляс, словно не степенные мужи и жёнки, а девки и парни молодые, и не в боярском терему гуляют, а в корчме.

Звенели, вздымаясь, чары с напитками, гусляры ударяли по струнам, играли бубны, сопели, вертлявые скоморохи вытворяли бог весть что – прыгали через голову, смешно кривлялись, изображали некоторых знатных лиц. Досталось от них и Ярославу, и епископу.

Володислав угрюмо кусал уста. Уже целый месяц Болеслава не зовёт его к себе и не откликается на его просьбы. Как увидит его в переходе, тут же воротит лицо, хмурится, проходит мимо. Не мог понять никак Кормилитич, что случилось. Вроде в последний раз расстались хорошо, не ссорились. Правда, когда лежали на полатях в кожемякиной избе, уже утомлённые ласками, укрывшиеся широкой медвежьей полостью, бросила Болеслава, как бы невзначай:

– А ты ить мя не любишь. Тебе до власти добраться охота. А что будто князя Владимирки ты сын – то враки!

Он горячо возразил ей:

– Нет, неправда! Как увидал тя впервой, так сердце захолонуло!

Обнял её, стиснул в объятиях, расцеловал