Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

Ольга Сергеевна жила в новом доме, воздвигнутом сравнительно недавно на месте старого, так называемого доходного дома дореволюционной постройки. Семен Григорьевич хорошо помнил еще тот старый дом, поскольку ходил в него — давал платные уроки игры на скрипке одному бездарному «вундеркинду». Проще, конечно, было бы, если бы вундеркинд навещал Семена Григорьевича («овес к лошади не ходит»), но дома была коллекция, не дай бог, если юный скрипач что-либо разобьет или поломает.

Новые дома, похожие друг на друга, неузнаваемо изменили улицу. Отыскать прежний дом оказалось нетрудно. Меж двумя магазинчиками (символизировавшими два вида человеческих потребностей насущных: «хлеб» и суетных — «галантерея») — вход в парадное, где жил вундеркинд. А теперь, хотя Лукошко, подкарауливая Ольгу Сергеевну, хорошо изучил и ее дом и ее подъезд, он все-таки на всякий случай взглянул на крупно выведенный номер — не промахнуться бы, уж больно новые здания схожи меж собой.

Хотя лифт работал (мигал красный огонек и из шахты доносилось мучительное скрежетание), в нетерпении пешком взбежал он на нужный этаж. Отыскал двадцать четвертую квартиру, поднял уже руку, чтобы нажать кнопку звонка, но рука задержалась на полдороге… Он позвонит, она откроет. А дальше? Что он скажет? Ему отчетливо представилось: Ольга Сергеевна с грохотом захлопывает у него перед носом дверь и он стоит — оплеванный, униженный, в своей жалкой рубашке апаш…

Неизвестно, сколько времени он простоял бы неподвижно у двери с замершей в воздухе рукой, если бы взгляд его не обнаружил едва заметной щели. Он нажал на дверь, она заскрипела и отворилась. Семен Григорьевич шагнул в темную переднюю. Действовал он, подчиняясь не разуму (разум в эту минуту молчал, словно был отключен), а иной силе, назвать которую он бы не мог.

Стоя у вешалки, Лукошко прислушался. Тихо. Только слышно, как в ванной капает вода из крана. И все нее Семен Григорьевич безошибочно определил: в квартире кто-то есть. Набрав в грудь воздуха, он двинулся вперед и… едва не налетел на Ольгу Сергеевну. Она лежала на полу, прислонившись к стене, в руке была зажата какая-то бумажка. Почему-то он первым делом вынул у нее из рук эту бумажку и поднес к глазам. «Дорогой Валерий Яковлевич, совет ветеранов 48-й армии горячо поздравляет Вас». «Валерий Яковлевич» было вписано от руки — крупным старческим почерком, а остальной текст напечатан на машинке.

Семен Григорьевич склонился над распростертой на линолеуме Ольгой Сергеевной. Она была в глубоком обмороке. Он с трудом оторвал тело от пола. Ногой отворил дверь в комнату, положил Ольгу Сергеевну на тахту. Отыскав телефон, вызвал неотложку. У двери встретил врача, проводил в комнату, а сам прошел на кухню. В раковине лежала грязная посуда. Он пустил горячую воду, принялся мыть тарелки и чашки. Помыв, тщательно, досуха, вытирал полосатым кухонным полотенцем и аккуратно ставил в металлические гнезда сушилки. Ему казалось, что он живет в этой квартире давно, сто лет.

— Муж! Где вы? — послышался голос врачихи. Он вышел в коридор.

— Что у нее?

— Сосудистая недостаточность. Глубокий обморок. Падение артериального давления…

— Чем это вызвано?

— Острое угнетение деятельности сердца.

— Это я понимаю…

Врачиха показала рукой на окно, за которым, занимая полнеба, висело зловещее, тяжелое облако:

— Видите, что творится? Сердечникам худо… Кроме того, причиной обморока могло быть сильное волнение. Скажите, никаких потрясений у нее не было?

Естественно, что врачиха обращалась с этим вопросом к нему, человеку, которого считала мужем больной.

Он уже знал, что потрясение было. Внезапная смерть мужа. Невосполнимая утрата, о которой сегодня, спустя несколько месяцев, так остро напомнило ей письмо ветеранов 48-й армии, адресованное мужу. Ветераны обращались к нему как к живому, он еще оставался живым для них. Но его уже не было. И ее бедное сердце не выдержало.

Но не будешь же все это рассказывать врачихе, которая, завернув манжет белого халата, озабоченно поглядывает на маленькие часики, видно, торопится на следующий вызов.

— Да вроде ничего такого не было… — ответил он и проводил врачиху до двери.

На прощание она сказала:

— Мы ей сделали укол… Она спит. Непосредственной угрозы нет. Главное, оградить больную от всевозможных волнений. Пусть побольше спит. Я выписала успокаивающие средства: бромиды, валерианка, люминал. Пища должна быть бессолевая, легко перевариваемая. Кормить нужно чаще и небольшими порциями.

Закрыв за врачихой дверь, Лукошко вошел в комнату. Ольга Сергеевна тихо спала. Видимо, для облегчения дыхания врачиха расстегнула у нее на груди кофточку. Семен Григорьевич отвел глаза в сторону. Он отыскал на столе рецепты и, стараясь не шуметь, вышел из квартиры. Пошел в аптеку. Дверь запер ключом. Пряча ключ, он снова испытал чувство, будто живет в этом доме сто лет.

С нетерпением Семен Григорьевич ждал и одновременно боялся того момента, когда Ольга Сергеевна откроет глаза и увидит его. Случилось это неожиданно. Он на цыпочках вошел в комнату, держа в одной руке тарелку с манными крекерами (сам он их очень любил и умел готовить, а в другой — пол-литровую банку с клюквенным киселем. Через плечо у него висело кухонное полотенце. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом. Он застыл на месте. Кровь отлила от лица, и теперь он был такой же бледный, как и она.

— Вы?! Что вы здесь делаете?

Семен Григорьевич не отвечал. Казалось, все силы его сейчас сосредоточились на том, чтобы удержать в трясущихся руках, не уронить тарелку с манными крекерами и банку с киселем.

Ольга Сергеевна приподняла голову — хотела еще что-то сказать. Но Семен Григорьевич, страшась непоправимых слов, которые могут сейчас прозвучать, быстро-быстро заговорил сам. Это была сбивчивая речь, важная не столько своим смыслом, сколько страстным чувством, с которым была произнесена.

Ольга Сергеевна бессильно откинулась на подушку, закрыла глаза. Было видно, как за тонкими бледными веками двигаются зрачки.

Он испугался, что ей снова стало плохо. Поставив тарелку и банку на стол, торопливо подбежал к тахте, схватил пузырек с лекарством, накапал в заранее приготовленную рюмочку, добавил воды, поднес к ее губам. Не открывая глаз, она прошептала:

— Уйдите.

Он послушно поплелся к двери, опустив голову и понурившись, как побитая собака. Но из квартиры не ушел. Не мог уйти. Ольге Сергеевне нужна была помощь!

Ольга Сергеевна проснулась поздно. Солнце било сквозь тюлевые занавески, но жарко не было.

Прошли обильные дожди. Они вымыли город, и теперь он, по-прежнему чистый и зеленый, легкая под ясным небом. Города, конечно, Ольга Сергеевна, лежа на своей тахте, не могла видеть. Но она порадовалась ярко-голубому небу, обрамленному белой рамой окна, и свежему прохладному утреннему