Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

ничего путного сделать не может, ни в чем старика не убедит, а наоборот — вызовет его гнев. Но остановиться Митя не мог, потому что это означало отказаться даже от самого малого шанса на удачу, признать свое поражение.

— Митенька… Ну хорошо… Я ему скажу все это… А он спросит, собираемся ли мы пожениться… И когда?

Митя сделал вид, что впадает в бешенство:

— Ах, вот что тебя волнует! У тебя одно на уме! Тебе наплевать на мой проект, на мое будущее! Для тебя главное прикрыть свой грех, подыскать отца ребенку! Я тебя насквозь вижу!

Благородный гнев, который клокотал в Митиных словах, оглушал Лялю, не давая ей вникнуть в смысл произносимого. Она уже чувствовала себя виноватой. Слезы хлынули у бедной женщины из глаз, ручьями потекли по щекам.

Митя мгновенно прервал свою тираду, практично посоветовал:

— Намекни ему, что торопиться с оформлением наших отношений не следует, это его же самого поставит в двусмысленное положение, свяжет по рукам и ногам. Кроме того, я ведь человек несвободный… Нужно время…

У Ляли мгновенно высохли слезы:

— Митя, а ты действительно решил… Мы будем вместе?

«Вот дура-то, она все за чистую монету приняла», — подумал Митя. Грозно прикрикнул:

— Ты опять?

— Я не буду, Митенька, не буду… Поступай как знаешь. Я тебя люблю, больше жизни люблю, и с меня довольно.

Митя растрогался, даже хлюпнул носом, плаксиво произнес:

— Вот вы все наседаете на меня… Требуете… А что я могу? Я скоро безработным буду. Я ведь гол как сокол. У меня за душой ни копейки. Не иначе — в цирк придется наниматься.

Ляля не поняла: при чем тут цирк?

Митя объяснил: среди четырех миллиардов населяющих землю людей лишь несколько десятков обладают умением оперировать в уме многозначными цифрами со скоростью современных ЭВМ. Он, Митя, в их числе. Недавно ему попалась статья в журнале «Наука и жизнь» об артисте-математике Р. С. Арраго. Так вот, то, чем Арраго вызывал беспредельное изумление публики, он, Митя, делает запросто, даже без предварительных тренировок.

— Ты, Митя… и вдруг в цирке, — растерянно произнесла Ляля.

Митя захохотал:

— Буду выступать, как ученая собака… Сколько будет дважды два? Гав! Гав! Гав! Гав!

Унижая себя в глазах беспредельно любящей его женщины, Митя испытал мучительно-сладостное чувство. Мелькнула мысль: а ведь неплохо — вызвать у нее жалость. Это придаст ей храбрости при разговоре с отцом.

Нина подошла к дежурной и попросила белый халат, чтобы подняться к Мите.

— А вы кем доводитесь больному?

— Жена.

— Не может того быть…

Жена только что прошла.

— То есть как прошла? Вы что-то путаете.

— Ничего я не путаю! У меня тут в тетрадке все записано!

Нина закусила губу, задумалась. Припомнила светлоголовую миловидную женщину с прозрачным целлофановым пакетом, из которого выглядывал кулек с финиками. «Митя просил фиников, а я опять забыла», — пронеслось у нее в голове, но эта мысль отступила под напором других, более важных мыслей. По-видимому, эта женщина назвалась женой Лукошко. Зачем она это сделала? Кто она? Сейчас Нина это выяснит.

Вскоре женщина вновь появилась в вестибюле. Остановилась у зеркала, стала поправлять прическу. Нина твердым шагом приблизилась к ней:

— Вы только что назвали себя женой Лукошко… Мне дежурная сказала, — негромко произнесла она. — Зачем вы это сделали?

Нина ожидала, что самозванка смутится, начнет оправдываться. Не тут-то было, женщина спокойно выдержала ее взгляд и сказала:

— Ах, вы Нина… Очень приятно. Впрочем, я говорю неправду. Мне неприятно видеть вас и разговаривать с вами. Но раз вы сами начали этот разговор… Меня зовут Ляля. Я люблю Митю и жду от него ребенка. А вы его не любите, я это знаю. Это видно по вашему лицу, по тому, как вы со мной заговорили. Поэтому я вправе называть себя женой Мити и верю, что когда-нибудь мы с ним будем вместе.

Ляля разволновалась, щеки окрасились румянцем, она похорошела.

Нина, сдвинув брови, смотрела Ляле в лицо. Потом расстегнула сумочку, достала оттуда пестрый нейлоновый платок:

— Это, по-видимому, ваш?

Ляля с вызовом ответила:

— Да, мой!

Нина кивнула:

— Я так и думала, что он мне врал. Возьмите свой платок.

Ляля сняла с себя белый халат:

— А вы возьмите халат. Услуга за услугу.

Нина покачала головой:

— Спасибо, не надо. Мы с вами в одном халате ходить не будем.

Она повернулась и пошла к выходу.

У больницы остановила такси, села рядом с шофером. В голове у нее стоял легкий звон.

— Самотека, дом 16, пожалуйста.

Она достала из сумки зеркальце и косметичку, тщательно подкрасила губы и подвела глаза.

У дома № 16 расплатилась с шофером и вошла в обшарпанное двухэтажное здание, где жил Иван Булыжный. Она не знала, зачем едет к Булыжному и что ему скажет, переступив порог. Просто сейчас Нине во что бы то ни стало нужно было ощутить возле себя человека, который ее любит. Эта потребность была сильнее ее.

Митя обычно все делал неожиданно — и для себя и для окружающих. Весь вечер он убеждал знакомого зав. отделением, что ему нужно еще недельку побыть в больнице, а наутро заторопился, вскочил, помчался к этому самому заву и сказал, что немедленно выписывается. Тот удерживать его не стал, даже заметно обрадовался, и так врачи и больные косятся, с чего это Митя разлеживает такой долгий срок.

— Условия тут у вас, прямо скажу, неважнецкие, — Митя не удержался от укора.

— Ты же знаешь, брат, я сделал все, что мог, — начал было оправдываться друг, но Митя его прервал, сказал, что за все ему благодарен, и побежал собирать вещи.

В больнице Митя, что там ни говори, отлежался, набрался сил. И теперь, как ему казалось, был готов к решительным действиям. Пора брать старика за горло: сейчас или никогда!

Прямо из больницы поехал на квартиру на старом Арбате, чтобы еще раз взглянуть на Коллекцию и, если получится, переговорить с отцом о ее судьбе.

Когда в передней раздались знакомые шаги, Митя вздрогнул. С детства он боялся отца, его строгого, холодного взгляда, взвешенных слов и рассчитанных движений. С годами страх не пропал, а как будто бы ушел вглубь, опустился на дно души и там лежал-полеживал до поры до времени.

— А, Митя! — отец как будто даже обрадовался, завидя сына. — Есть хочешь?

И этот заботливый вопрос и весь вид отца, веселого, почти сияющего, поразили Митю. Таким он его давно не видел.

Между тем Семен Григорьевич, что-то напевая, прошелся по квартире, по дороге взглянув в овальное зеркало, в которое недавно смотрелся Митя, пригладил серебристые виски и скрылся