Читать книгу - "Фам фаталь - Валентина Демьянова"

калитку. Женщина, развешивающая перед домом белье, оставила свое занятие и вопросительно посмотрела на меня.

– Не подскажете, в доме много семей проживает?

– А в чем дело?

– Я журналистка. Пишу статью о вашем знаменитом земляке. Хотелось бы поговорить с теми, кто его знал.

Судя по тому, что в ее глазах не промелькнуло и искры понимания, женщина представления не имела, о ком я веду речь.

– До войны в этом доме жил художник. Галлер Валерий Стефанович. Слышали о таком?

Она отрицательно покачала головой:

– Нас сюда только в шестьдесят первом переселили, а до этого мы квартировались на другом конце города.

– А еще жильцы есть?

– Как не быть? Только они все позже нас въехали. Вам к Михалычу обратиться нужно. Он здесь дольше всех обитает, может, что путное и подскажет.

– Где его найти?

– А чего искать? Он в саду на лавке целыми днями сидит. Идите через двор, а там – за угол.

Женщина сказала правду. Я действительно нашла старика за домом, где он, свесив голову на грудь, дремал в тени развесистого куста.

– Добрый день. Не вы случайно Михалычем будете?

Он поднял голову и хриплым то ли ото сна, то ли от курева голосом отозвался:

– А что надо?

– Я ищу человека, который жил здесь в тридцать восьмом. Мне сказали, что вы поселились в доме раньше остальных семей. Вот я и подумала, может, вам что-то известно о его судьбе?

– И кого ж ты, к примеру, разыскиваешь?

– Ни фамилии, ни отчества я не знаю, а звали его Антон. До войны ему было лет двенадцать, и жил он здесь с семьей художника Галлера.

Старик оказался дотошным и на вопросы отвечать не спешил:

– И зачем он тебе понадобился?

– Мне Татьяна Петровна Галлер посоветовала с ним поговорить. Я журналистка. Пишу статью о ее муже.

– Так ты от Татьяны Петровны! – оживился старик. – Как она поживает?

– Неплохо для ее лет. Здоровье немного подводит, но память по-прежнему ясная. Вот посоветовала разыскать Антона. Сказала, он должен знать, что происходило в доме после их с Валерием Стефановичем ареста.

– Помнит меня, значит, – удовлетворенно пробормотал старик. – А я думал, забыла. Когда она из лагерей вернулась, я к ней заходил. Только она говорить со мной не захотела. Даже из комнаты не показалась. Ну я и не стал больше надоедать.

– Не обижайтесь на нее. Это все лагеря. Десять лет строгого режима на ком угодно оставят свой отпечаток.

Он согласно подхватил:

– Что и говорить, несладко ей пришлось.

– Значит, вы и есть тот самый Антон?

Михалыч молча кивнул.

– Помните, как их забирали?

– Такое разве забудешь? Проснулся от громкого стука во входную дверь. Стояла глубокая ночь, в доме все уже спали, и потому это требовательное буханье меня испугало. Я сел на кровати и прислушался. Сначала было слышно только лязганье отпираемых запоров, но, когда в прихожей раздались чужие голоса, я не выдержал, вскочил с постели и выбежал в коридор. В тот момент мимо проходила Татьяна Петровна в халате, накинутом поверх ночной рубашки. Не замедляя шага, сердито приказала: «Марш в свою комнату и носа не показывай, пока не позову». Я отступил назад, прикрыл за собой дверь и припал глазом к щели. В следующую минуту в коридоре зажегся свет, раздался топот сапог по полу и мимо меня прошли сначала Учитель и Татьяна Петровна, а за ними люди в военной форме. Я испугался, кинулся к окну и как был, босиком и в одних трусах, так и сиганул через подоконник в сад. Первым порывом было убежать подальше, но в следующую минуту я вспомнил, что там, в доме, остались близкие мне люди, и это заставило меня остановиться. На цыпочках, стараясь не шуметь, прокрался вдоль дома и заглянул в окно мастерской. Шторы были задернуты неплотно, и было видно, как ночные гости расхаживают по комнате и вышвыривают вещи из шкафов на пол.

Тогда во дворе все было не так, как сейчас. Перед крыльцом росли деревья, дорожки обсажены сиренью. Я добежал до угла дома, а там упал на пузо и ужом пополз в кусты. Место, где залег, было удобным. С него хорошо просматривалась и улица, и входная дверь. Я решил оставаться в засаде до тех пор, пока чужаки не уйдут.

Обыск тянулся долго. Все это время я лежал в кустах, а перед домом стоял «черный ворон». Наконец парадная дверь открылась, и вывели Валерия Стефановича. Я не успел сообразить, что происходит, как его затолкали в машину и увезли. Только «воронок» отъехал, как из двери выскочила Татьяна Петровна с Вероникой на руках и побежала следом. Мне стало так страшно, что я заплакал.

Я все еще сидел в кустах, когда снова послышался шум мотора. Подумав, что возвращается Валерий Стефанович, я обрадовался и собрался уже бежать навстречу, но из «воронка» вышли только военные и торопливо заспешили к дому, а я остался в кустах. Внутри они пробыли недолго, уже через несколько минут вернулись назад, стали рядом с машиной и, тихо переговариваясь, закурили. Как я понял позднее, сотрудники НКВД приехали за Татьяной Петровной, не нашли ее и остались ждать. Как только она появилась, ее тут же посадили в «воронок» и увезли.

Вот тут мне стало совсем плохо. Я боялся сидеть в темном саду и в дом, хотя во всех комнатах горел свет, идти тоже боялся. Когда машина подъехала в третий раз, я уже ни на что не надеялся, и правильно! Это оказался грузовик с солдатами. Они стали таскать из дома картины и грузить в кузов машины, а я смотрел на это и плакал. Мне же было известно, как Валерий Стефанович дорожит своими работами, и то, что их ночью по-хозяйски увозили чужие люди, окончательно убедило меня, что происходит нечто очень страшное.

Грузовик тронулся с места, а я кинулся следом. Конечно, мне за ним было не угнаться, но стояла глубокая ночь, улицы пусты, а до монастыря тут, сами видите, рукой подать. Как только я понял, что они направляются туда, так со всех ног к нему и припустил.

Когда подбежал к воротам, машина уже давно въехала во двор и тяжелые створки снова были плотно закрыты. Только ведь недаром мы с пацанами шастали по окрестностям. Мне в монастыре знаком каждый камень, каждая щель. И про лаз