Читать книгу - "Нерасказанное - Ritter Ka"

А Симон опять святое дитя.

Вдруг. Трещат дверь.

И тишина.

Заходит Николай.

Михновский.

Сегодня он невероятный.

Оглядывает комнату – останавливает взгляд на Симону. На мгновение. Фиксирует. Легкая ухмылка. Идет дальше.

И ничто другое не имеет значения!

> ПРИМЕЧАНИЕ. Чикаленко очень не любил Михновского. Несмотря на то, что и тот, и другой дружили с Шеметами.

> ПРИМЕЧАНИЕ #2. Русовы были в Полтаве менее 3 лет. И как раз в это окно попал Симон.

На том доме сейчас гранитная доска с Николаем. Место первого прочтения "Самостоятельной Украины".

II. МАНИФЕСТ

Симон сбоку. Чтобы Николай его видел. Нет ни холода, ни простора. Только пульс. Только он.

Адвокат Михновский. Изгнан из Киева в Харьков. Теперь здесь, в Полтаве. Двухметровый. Настоящий. Каждое слово, как каленое железо. Провозглашает программу СВОБОДНАЯ УКРАИНА.

> — Мы возьмем силой то, что нам принадлежит по праву, но отнято у нас тоже силой.

Симон крепче сжимает четки. Его единственное заземление.

> — Мы не допустим, чтобы лучи свободы всех наций заблестели на наших рабских оковах.

В груди давит. Весь мир спрессован. Один человек. Один голос. Ритм.

> — Нас жменька, но мы сильны нашей любовью к Украине!

Симон дрожит. Четки уже трижды обмотаны. Смотрит в пол.

Волна – и его отпускает. Как благословение. Симон поднимает голову.

Глаза… становятся серыми. Густыми. Опасно счастливыми.

Я буду как он.

Я таким родился.

> — Времена вышитых рубашек и песен прошли и не вернутся. Украинская интеллигенция приступит к борьбе за свой народ. Кровавой и беспощадной. Нам не на кого надеяться и не оглядываться назад.

Николай закончил речь. Следил. Малыш - сбоку. Надень-таки подаренные четки. Дело будет.

Симон не знает, но Николай здесь ради него. Всё только начинается.

III. ЛЫСЕНКО

(Прошел год)

Полтава, 1901 год. Дом Русовых.

Грядут Шевченковские дни.

Даже уютнее, чем обычно: пахнет грушками в корице, кофе, пылью на книгах и коньяком.

В гостях Николай Лысенко.

Композитор, звезда эпохи. Древний друг семьи. София держит в пальцах клочок бумаги:

– Читай. Наш семинарист. Божья коровка. Отчаяние. Приглашает тебя.

Лысенко разворачивает лист.

Читает вслух как ноту:

> — Будем петь кантату Шевченко. Если хотите – приходите.»

– Мою кантату? Просто – приходите?

Слегка тянет он, поднимая бровь.

– Угу, – смеется Софья. — Солнышко знает, чего хочет. Хор в семинарии ведет. Управляет.

- А голос ... - Она останавливается, смакует. - Серебряная струна. Чистый, высокий, звонкий, сироты по спине. Мог бы петь соло в опере. Не желает. Говорит, не его.

- Самоуверенный, - с улыбкой говорит Лысенко. – Люблю такое.

— Молод, — смеется Софья. – Да. Может, кем-то станет.

- Да я вижу, - говорит он. Составляет лист, как партитуру. — Времени у меня маловато… Хотя… интересно услышать того, кто не хочет петь.

София сквозь улыбку, почти мурлычет.

— Ну ты нам на свадьбу создал такую ​​красоту… А я тебе — либретто для «Козы-Дерезы». Раз можно и к ребятам.

Лысенко слегка кланяется:

— Коза приказывает — должен слушаться.

IV. БЬЮТ ПОРОГИ (ДИРИГЕНТ)

1901. Полтава. Шевченковские дни.

Актовый зал семинарии. Холодно. Громко. Предчувствие.

Будут выполнять запрещенную кантату запрещенного Шевченко. Композитор здесь.

Хор в линии.

Ряса черным пятном.

Симон во главе. Молчит. Управляет. Рукава и юбка движения.

Очки. Кошачья пластика.

Маэстро за кулисами.

После короткой паузы:

— Буду играть, если блондин будет петь. Петлюра — будто да.

Симон не возражает.

Рояль ожил в руках у Лысенко.

Хор начинает.

Симон – один из. Выводит тенором:

> "Бьют пороги; луна восходит,

Как и первое сходил…”

Голос прозрачен, без вибрации, как стекло.

Лысенко поднимает глаза. Останавливается.

– Теперь solo. Я знаю. Ты – голос.

Симон выходит вперед.

Снимает очки.

Чуть ниже головы. Сжатые пальцы.

И поет:

> “Нет Сечи, пропал и тот,

Кто всем верховодил…”

Тишина как бездна.

Напряженный. Дышит неглубоко.

Голос – идеально ровный. Тонкое лезвие.

Лысенко вдруг убирает руки с клавишами.

Нема роялю.

– Без меня.

– До конца.

- Один.

Пауза. Бездна.

Симон смотрит в зал – черные силуэты, как призраки. Без стекол все размазано.

На Лысенко. Это приказ.

Симон a cappella:

> “Не вернутся запорожцы,

Не встанут гетманы,

Не покроют Украину

Красные жупаны!..”

Голос – теперь без опоры. Еще сильнее.

Пот течет по хребту.

Сердце – барабаном.

Глаза – стеклянные.

Но ведет.

> “Наша дума, наша песня

Не умрет, не погибнет…”

Слово, как лезвие по оврагу.

Каждая строка вырвана из мяса.

Каждая пауза — дрожь перед взрывом.

«Где же, люди, наша слава?»

Слава Украины!”

После последней строчки — никого нет.

Ни зала, ни боли, ни страха.

Только пустота и колокол.

Аплодисменты не решились родиться.

Лысенко подходит. Обнимает парня за плечи.

– Вам не петь. Вам людей вести.

Управляйте. Иначе погибнете.

Симон молчит. Касается креста под рукавом.

— Потому и дирижирую, — тихо.

Лысенко уходит.

Симон остается.

Черное платье жмет.

********

> КОНЕЦ КАНТАТЫ:

Пусть еще раз улыбнется

Сердце на чужбине,

Пока ляжет в чужую землю,

В чужом гробу.

(Т. Шевченко)

********

> ПРИМЕЧАНИЕ. Вам не померещилось. Вся кантата повторяет жизненный путь Симона. Но в 21 год он этого не знает.

> ПРИМЕЧАНИЕ #2. С горящего Каменца на последние деньги Симон отправит в Европу ученика Лысенко, Кошица, с "Щедриком" нести миром украинскую песню.

** И кантата, и Лысенко – все правда. Голос, достойный оперной сцены, у Симона не было. Только слышали его только близкие и друзья.

V. ИЗГНАНИЕ

Полтава. Семинария. 30 дней спустя.

За месяц до завершения.

Зачинщика и лидера.

Выгнали из семинарии.

“Пели песни на своем языке.

Этого их запрещённого поэта”.

"Политические неблагонадежный".

«В духе Мазепы».

Россия запретила обучаться.

Дядя епископ не вмешался.

Петлюра = мазепинец.

Теперь лицензированный.

Симон молчал.

Один из преподавателей:

- Жаль. Вы ведете людей. Должны стать епископом.

Симон коротко:

– Митрополитом. Буду. Просто не в церкви.

Исключен, но выбран.

Делегат на всероссийский студенческий съезд от Полтавы.

Возвращается. Арест.

Отец продают землю, чтобы вытащить.

Мать долго молчат.

Убегает на Кубань.

Губернский сыск.

Этнографическая экспедиция: украинская песня. Архивист. Фольклорист.

Учитель в городском училище.

Опека историка Федора Щербины.

Назовет Симона наследником.

1937 г. на смертном ложе будет звать.

На Кубани Симон начинает писать.

Статьи и обзоры. Выдается.

Работает с Кошицей.

1904 в Полтаве. Но снова нужно прятаться. Политический преступник.

“Посягает на устои русской государственности”.

Общеимперский розыск.

Ушел на повышение.

Убегать.

На этот раз – Львов.

Университет. Лекции. Грушевский. Франко.

И не только.

> ВОСПОМИНАНИЯ В.ВИННИЧЕНКО: Петлюра так и остался недоучкой. Выгнали, потому что провалил экзамены.

> ПРИМЕЧАНИЕ. Дядя Симона, Сильвестр (Ольшанский) – архиепископ.

Посвятил Колчака. Замордован красными.

В 1998 – канонизированный рпц.

В 2000 – объявлен мучеником.

В 2018 – расканонизированный.

Дядя Петлюры не может быть святым рпц. Просто не может.

СЦЕНА ПОСЛЕ ТИТРОВ.

ПИСЬМО [ВЛАСТЬ]

Киев. Пушкинская (Чикаленко).

Первые дни января 1918 года.

Темнота. Письменный стол.

Абажур. Дым. Серебряная пепельница.

Володя сосредоточен.

Лист. Пустой.

Берет ручку.

Первая строчка.

> Ну что. Теперь по-взрослому. Хватит себе врать про 13 лет.

> Ты так глубоко во мне, я не могу тебя ни забыть, ни возненавидеть. Слово Франко. Я пишу.

Коротка пауза.

Улыбается в усы.

> Я все помню. Даже то, чего ты боишься.

И пишет дальше.

## #21. Первая глава

ПРОЛОГ

Полтава, апрель 1897 года.

Ночь. В комнате пахнет всем — духами, телом, алкоголем. Но чисто.

Симон в дверях. Сердце бьет. В руке клочок. "Не боишься - приходи."

Семнадцать лет, семинарист. Приглашены. Кумир. Михновский.

Николай в кресле. Под окном.

Ногу на ногу. Высокие сапоги.

Красивый. Как бог.

Широкие плечи. Стройный.

Расстановка.

Два метра.

Симон таких вблизи не видел.

Казался старшим, но не более семи лет разницы.

Идеальные пропорции, такое