Читать книгу - "Пока играет флейточка - Николай Федорович Иванов"

высовывающий голову над бруствером. Она и разлетится в первую очередь. От всего советского можно отказаться, но только не от изобретённого в СССР оружия. Проверено на практике: от западных образцов, кишащих грозными названиями, больше пиара, но для победы нужны результаты. И тут именно советская винтовка способна ставить точки в сафари на людей.

Днём, отвлекая внимание и путая карты, второй номер подстрелил в русской траншее какую-то птаху. Браво, конечно, но козырный туз у опытного игрока всегда в рукаве и вытаскивается в самый крайний момент. И он неотвратимо наступает. Тем более за него заплачено. Причём дважды. Первая доля ушла командиру бригады, который подрядился вытащить из пикапа тело родственничка киевского олигарха. Второй транш пришёл из Варшавы и уже по прямому назначению: не допустить никаких сделок между русскими и украинцами. Ответственный – кто на это учился. Так что там пулемётчик?..

– Ну что, Боцман, как нервы? На всё чихать? Молодец. Дольше проживёшь.

К сожалению, нет на войне такой приметы.

Окуляр прицела последовал за рукой пулемётчика к гладильной доске, с которой приветливо помахал хвостом кот. Символично, что чёрный. Вот и перейдёт дорогу. Всем сразу! Только снять пулемётчика – разве это проблема? Можно и нужно сделать всё тоньше: убрать кота, вызвать ярость хозяина, который в отместку и откроет стрельбу. После первого выстрела в бою никто уже ни в чем не разбирается, никто никому ничего не доказывает про выстрел со стороны. Выдумки всё это и оправдания. Идёт схватка за выживание. А истину со времён Адама и Евы провозглашает победитель.

Хочешь не хочешь, котяра, а придётся войти в историю.

Снайпер отстранился от ствола ясеня, на котором по примеру финских «кукушек» во Второй мировой оборудовал себе схрон с ремнями-сидушками и опорой для ног. Рядом растёт ясень с густой кроной и с раздвоенным стволом, более удобном для наблюдения и стрельбы, но это и первая зацепка для тех, кто тоже переставляет фигуры на шахматной доске и высматривает цели. В схватке снайперов побеждает невзрачность, красота и комфорт всегда вели к укороченной жизни. Лишние движения тоже нежелательны, но пучок семян-крылаток, не облетевших с веток к зиме, извивается изогнутыми пропеллерами и мешает прицельности. Снять цель требовалось с первого раза, это для снайпера тоже как Ойче наш – ничего никогда не повторять…

Пора! Всего два переступа по стволу…

– Ох, Боцманюка, чую, нескоро мы дождёмся наших абалдуев, – Брусникин кивнул на пикап. Понимал, что с той стороны наверняка кто-то держит под контролем на поляне и своих мыкол. Но тут уж кто кого перетерпит. – После возвращения устроим им втык и пир. Согласен?

Повернуться к четвероногому морскому пехотинцу не успел – словно лопнувший шар, Боцман разлетелся во все стороны кровавыми ошмётками. Комвзвода припал к пулемёту.

Но даже и мёртвым, но вмешался Боцман. Мало того, что его кровь брызнула на лицо старшему лейтенанту, заставив того отмаргиваться, так ещё и кусок шкурки упал на прицельную планку, заслонив горизонт с полувековыми деревьями в лесополосе. Высаженные против пыльных бурь и суховеев, они с началом войны превратились в рубежи обороны, откуда теперь ради потехи стреляют даже в безвинных котов.

– Изрешечу, – шипел Брусникин, смахивая с пулемёта останки Боцмана и одновременно пытаясь протереть плечом забрызганный кровью глаз. К бронежилету тоже прилип ошмёток, размазавшийся по лицу. Этих мгновений хватило осознать, что новых выстрелов не прозвучало, а у пикапа царит первородное спокойствие. Сработал снайпер? Чахлик Невмерущий не пожалел патрона? Но почему кот, а не пулемётчик? Промахнулся, или какая-то хитрость? Откуда и кого берёт на прицел сейчас?

Спохватившись, потянулся к рации. Двойка «леших», пару часов назад проковылявшая в «серую зону» в поиск за Чахликом, просила связываться немедленно, если прозвучит снайперский выстрел.

Через мгновение уже два новых прицела ощупывали каждый шов, каждый узелок, каждый извив лесополосы напротив пулемётного гнезда. Зеленоватые кругляши-иллюминаторы двигались навстречу друг другу: если один просмотрит подозрительное, то второй обязательно зацепится и перепроверит. Выискивались возвышенности и осматривались деревья, потому что из ямы снайперского выстрела не произвести. Окуляры сошлись на ясене с раздвоенным стволом, словно специально выращенным для наблюдателя. Место для стрельбы идеальное, но идеален и противник – нигде никакого шевеления, кроме как жухлых серых листочков. Но всё может измениться в мгновение, колючий ветерок создаёт ощущение, что вот-вот пойдёт крупа. Это плохо, видимость сразу ухудшится, если не исчезнет совсем. Но ведь и для Чахлика тоже, и тогда он наверняка начнёт торопиться. Не ради же несчастного кота он вышел на охоту. Надо ловить этот момент…

Моменты ловили и на поляне.

– Чего? – спросил Маадыр флейтиста, увидев его полный отчаяния взгляд.

Незабудка выпятил набухшие губы, мелодия стала переходить на свист, и из всех своих детских музыкальных познаний сержант отметил: Цветок вот-вот завянет, его силы на исходе. Афганцы стоят на ветру, перекрывая собой возможный огонь с любой стороны и поглядывая на часы – время утекало в сумерки, которые лучший союзник для провокаций. И первая может случиться, если замолкнет флейточка. Договор-то на её звучание.

– Давай я попробую, – протянул руку за инструментом Маадыр.

Незабудка с облегчением отпал от своего пикколо, явив разбухшие, словно накачанные силиконом, женские губы. Сержант что есть мочи выдул первые ноты, демонстрируя: музыка не прекратилась, группы продолжают находиться под её защитой. Пусть это и не мелодия, а просто звуки, которые мальчик-Лишайник извлекал из тростниковой трубочки в далёком детстве в предгорьях родных Саян. Но даже они должны отодвинуть опасность.

…Пока притянули на себя одинокий оптический прицел снайперки.

9

Война не любит похороны, ей бы с живыми управиться.

* * *

Бабушка Анай и днём-то редко глядела в окно, работа по дому в одни руки не давала рассиживаться, а уж ночью тем более любоваться темнотой не имелось никакой пользы. Если только помолиться Большой Медведице, каждой из семи звёзд её. Поблагодарить за вечный пригляд за живыми, и что даровал ей самой пройти путь до седьмого возраста. А теперь вся её молитва за Маадыра. Все его возможные беды на себя берёт, все его девять главных опасностей на себя переводит. Пусть будет так. Это легко делать, когда любишь. Она умереть готова за сына-внука. Только бы староста не забывала проверять, не ушла ли она из Среднего мира, не лежит ли в одиночку в пустом доме непогребённая.

– В Нижний мир пусть идут грешники, – Коммунист Коммунистович как ни считала себя атеистом, с каждым годом всё спокойнее относилась к верованиям предков. – А наша жизнь, подруга,