Читать книгу - "За пригоршню чар - Ким Харрисон"

Она увидела мое решение, и заставила себя ничего не выразитьна лице, когда ее инстинкты налетели на нее бурей.

Это неправильно, — сказала она. — Не заставляйменя говорить «нет». Потому что я не смогу.

Так и не надо.

Ниточка страха заструилась во мне, превращаясь в лентувосхитительного напряжения в паху, в покалывание кожи. Господи, что же я творю?

Я чувствовала, как она бьется со своими желаниями, ясмотрела ей в глаза и не видела страха в этой абсолютной черноте. Я былапокрыта ее ароматом, а мой собственный шелковыми кружевами расходился посалону, смешиваясь с запахом Айви, дразня, маня, обещая. Пискари был слишкомдалеко и вмешаться не мог, такой шанс может никогда и не повториться.

— Ты в смятении, — сказала она, тщательносдерживаясь, недвижная, застывшая.

Я облизнула губы и ощутила в них покалывание.

Я в смятении. Но не в страхе.

А я в страхе, — выдохнула она, и черные ресницы упалина бледные щеки. — Я знаю, чем это кончается, слишком много раз видела.Рэйчел, ты в обиде, ты не можешь ясно мыслить. Когда это случится, ты увидишь, чтоошиблась. — Она открыла глаза. — Меня все устраивает и так. Я почтивесь год убеждала себя, что, лучше ты мне будешь подругой, которая не разрешаетдо себя дотронуться, чем разрешишь — и убежишь от страха. Прошу тебя, скажи,чтобы я ушла.

Адреналин волнами уходил все глубже, я стояла, не в силахдышать. Мысли вернулись к руководству для свиданий, которое она мне давала, кощущениям, невероятно манящим и пугающим темным ужасом одновременно — тем, чтоона внушала мне, пока я не запомнила, чего не надо делать. Мелькнула мысль, чтоя прямо сейчас ею манипулирую, зная, что она не в силах подавить своиинстинкты, когда есть доброволец. Я могу ее повернуть сейчас в любую сторону, иот этой мысли предвкушение ужаса плеснуло в меня волной.

Стоя перед ней, я покачала головой.

Скажи, почему, — прошептала она, и лицо ее прорезалиморщины глубокого страдания, будто она почувствовала, как сползает куда-то,куда ее влечет и отпугивает одновременно.

Потому что ты мой друг, — сказала я дрогнувшимголосом. — И потому что тебе это нужно, — добавила я.

В глубине ее глаз, черных в тусклом свете, мелькнулооблегчение.

— Этого мало. Я так хочу тебе показать, что это такое…До боли хочу. — Голос ее вился серой лентой. — Но не стану, если тыне признаешь, что тебе это нужно не меньше, чем мне. Если нет, то оно того нестоит.

Почти в панике я попыталась понять: что она хочет, чтобы япризнала? Я даже не знала, как назвать те эмоции, от которых у меня глазаувлажнились непролитыми слезами, а тело жаждет чего-то, мне непонятного.

Увидев мое испуганное молчание, она отвернулась. Длинныепальцы взялись за ручку двери, я застыла, увидев, как все это превращается внеприятный инцидент, который навеки раскроет между нами пропасть. В панике ябыстро выговорила:

— Потому что я хочу тебе, верить. Потому что я уже тебеверю. Потому что я этого хочу.

Она уронила руку с дверцы, у меня пульс забился громом, а унее задрожали пальцы. Я знала: она услышала в моем голосе правду в тот же миг,как я ее осознала. Она почувствовала. Она почуяла ее в воздухе своиминеимоверно изощренными чувствами и еще более изощренным мозгом, который умел ихпонимать.

— Зачем ты со мной это делаешь? — спросила она, необорачиваясь. — И почему сейчас?

Она обернулась — и ее страдающие глаза меня потрясли. Едвадыша, я шагнула ближе, протянула руки — но остановилась нерешительно.

— Я не знаю, что надо делать, — сказала я. —Терпеть не могу чувствовать себя дурой. Делай что-нибудь, прошу тебя.

Она не шелохнулась. Слеза выкатилась из ее глаза, и япотянулась ее стереть. Айви дернулась, поймав меня за кисть. Ее пальцы сиялибелизной рядом с черным золотом Кистенова браслета, их бледная удлиненностьзакрыла метку демона. Я подавила инстинктивное желание выдернуть руку,подчинилась, когда она подтянула меня ближе, положила мою руку себе напоясницу.

Так неправильно, — прошептала она. Наши тела некасались друг друга, но ее волосы переплелись с моими, и моя рука обнимала ееза талию, а она держала меня за запястье.

Так сделай правильно, — сказала я, и карее кольцовокруг ее зрачка сузилось.

Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, на запахопределяя, на что я пойду и на что нет. Когда ее глаза открылись, карего там небыло — сплошь чернота.

— Ты боишься, — сказала она.

— Я не тебя боюсь. Я боюсь, что не смогу забыть. Боюсь,что это меня изменит.

Она приоткрыла губы:

Изменит, — выдохнула она в дюйме от меня.

Я задрожала и закрыла глаза:

Тогда помоги мне не бояться, пока я не пойму.

Она легонько тронула меня за плечо — и я вздрогнула, широкораспахнула глаза. Что-то во мне сместилось. Я глубоко вздохнула и ахнула, когдаАйви скользнула ко мне. Я невольно попятилась, а она одной рукой придержаламеня за плечо — другая все еще держала мое запястье у нее за спиной — и подаласьза мной, пока я не уперлась спиной в стену. Не сводя с нее пристальных глаз, язадержала дыхание, не собираясь сопротивляться. Пробовала уже как-то раз. Живойосталась, слава Богу.

Глаза у Айви горели; выпущенная на волю жажда крови заделаво мне струну, от которой забился пульс. Пальцы Айви вдавились тверже, оназадышала быстрее. Я сказала себе, что это то, чего я хочу. Я верила в это.Принимала.

— Не бойся, — шепнула она, нацеливаясь.

Я не боюсь, — соврала я, подавляя мелкую дрожь. О Боже,сейчас это случится…

Если будешь бояться, включишь парализацию. Мне это неподконтрольно, реакция запускается от твоего страха.

Она отвела от меня взгляд, и восхитительное чувство паденияпронизало меня, когда она посмотрела мне на шею. Я закрыла глаза, а во мнеборолись, бушуя и переплетаясь, блаженство и страх. Я ощутила чувство ееблизости, приняла его в себя. Мне и правда нужно ощущение опасности, чтобыпомнить, что я жива? А это плохо? И какая разница, если никому, кроме меня,дела нет?

Айви придвинулась, наклонив голову.

— Пожалуйста, не бойся. — Ее слова покалываликожу, проникали глубже. — Я хочу, чтобы ты могла обнять меня в ответ… еслихочешь.

Последние ее слова прозвучали потерянно и одиноко — онабоялась снова сделать мне больно. У меня распахнулись веки:

— Айви, — сказала я с оттенком мольбы вголосе. — Я же тебе говорила: это все, что я могу тебе…

Она подняла руку, и слова замерли у меня на губах, когда онаприложила к ним палец.

— Этого достаточно.