Читать книгу - "Фуга - Елена Владимировна Ядренцева"

бескорыстное упоение бытием и начиналась осознанная издевка, никто не знал, сам Феликс в том числе. Но Александр тут при чем? Разумный-взвешенный?

Оба сейчас стояли перед Рысью: Александр уже успел одернуть свой пиджак и смотрел прямо, трезво, как обычно, глаза черные-черные, две маслины. Феликс покачивался в такт своей внутренней музыке и ухмылялся во весь рот. Ему было по кайфу. А примешься сейчас читать нотации, будет вдвойне по кайфу. От твоего бессилия. А ты же примешься, не удержишься, куда тебе.

— Иначе выяснить отношения не судьба? — спросил Рысь кисло, зная, что не ответят. — Как же вы иногда мне надоедаете. Что там за разногласия? Из-за девушки?

Александр покачал головой, Феликс вдруг прыснул:

— Да лохом я тебя назвал, вот и вся девушка. В смысле тебя. — Он для надежности кивнул на Рысь, развел руками: — Обидно, правда?

— Да выпендривайся дальше. — Рысь отмахнулся от него на автомате и посмотрел на Александра: что такое?

— Ты почему меня так рьяно защищал-то?

— Я же сказал. — Александр выбрал на рубашке Рыси среднюю пуговицу и теперь смотрел только на нее, голос до отвращения безжизненный. — Я же сказал, тут дело в отношении. Я вас считаю не лохом, а меньшим злом. И ни к чему хорошему…

— Лох, — сказал Феликс и осклабился: — Лошара.

— Я не должен сейчас его ударить?

Рысь притворился, что раздумывает:

— Да нет, не стоит. Он же обрадуется вниманию, правда, Феликс? Он же у нас не может без внимания. Как эти, знаешь, дети лет пяти, тоже всё дергают за рукав родных… Фиг ли я лох, а, Феликс, солнце, объясни мне?

Феликс расцвел. Это был звездный час — его заметили. Он выпятил грудь колесом, снял капюшон, откинул даже волосы со лба:

— А это потому, что ты суетишься. Туда, ребят, не суйтесь, этого не пейте, в комнатах не курите, почитайте… Ты вот когда бухал в последний раз?

Рысь попытался вспомнить и не смог.

— Вот я и говорю: лох лохом… Чего ты мечешься-то? Тут уже и так, — он постучал себя по темени костяшками пальцев, — на донышке вот тут! Ты чё запарился-то? Чё ты от нас хочешь?

А чего он от них хотел? Да ничего. Чтобы как можно дольше сохранялись какие есть, дурные или нет. Чтоб, если что-нибудь внезапно так изменится, они могли вернуться по домам и чтобы не сдавались раньше времени.

— Да это не я лох, а ты слабак, — сказал Феликсу, и тот разом покраснел.

— Кто, я слабак?..

— Ты, ты, солнце мое. Кто самый легкий путь-то выбрал? Ты и выбрал. Ты пытался по-другому? Не пытался. Хоть бы назло попробовал, так нет же. Обжегся раз — и руки опустил.

— Да смысла их не опускать?

— А ты попробуй.

— Да смысл…

— Что ты заладил — смысл да смысл! Бухать ночами — в этом, что ли, много смысла? На донышке, блин, так храни его нормально, что, дальше, что ли, легче станет — нет, не станет!..

И вот как раз тогда, когда Рысь захлестнуло речью, когда сам он не понимал, что говорит, и Александр где-то на периферии смотрел на него все печальней и печальней своими темными блестящими глазами, как раз тогда к ним подошел мастер и очень отрезвляюще откашлялся.

— Блин, — сказал Рысь, еще не понимая. Сам себя чувствовал сейчас на месте Феликса — встрепанным пацаном, злым и растерянным.

— Я тоже рад вас видеть, — кивнул мастер.

Рысь сосчитал до восьми:

— Доброго денечка.

Мастер сегодня был какой-то совсем застывший. Кивнул на Феликса:

— Я застал воспитательный момент?

— Я не момент, я Феликс.

— Приму к сведению.

Ну вот за что ему сейчас еще бодаться с мастером? Мало было этих придурков, мало Роуз, так нет, пришел еще один, навис. Блин, мастер, ну явились бы вы позже!

— Мастер, — спросил Рысь, — вы чего хотели-то?

— Хотел с вами обсудить пару вопросов, если не возражаете.

— Не возражаю.

Рысь взъерошил Феликсу волосы так, что искры стали проскакивать, кивнул Александру и повел мастера в мансарду. Пусть там никто сейчас не обжимается, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Вспомнилась новая игра — «в нормальных домах». Дети садились на пол в кружок и по очереди выдавали по фразе:

— В нормальных домах дети ходят в школу.

— В нормальных домах везде есть мебель.

— В нормальных домах вещи по шкафам хранятся.

— В нормальных дворах есть цветы на клумбах.

— В нормальные дома приходят письма.

— В нормальных домах по воскресеньям люди ходят в кондитерскую есть пирожные.

Вот на последнее Рысь мог бы возразить — точно помнил, что никаких пирожных он в прошлой жизни не ел каждую неделю. С другой стороны, у всех же ведь по-разному? Хоть какой-нибудь из его домов был бы нормальным по нынешним меркам? А шут знает.

Между тем они пришли, и Рысь широким жестом распахнул перед мастером дверь. На кровати вдруг обнаружилось платье Роуз, белое, в мелкий цветочек, выглаженное и аккуратно разложенное. Хотела, видимо, надеть и передумала… Рысь уставился на него в приступе нежности, встряхнулся и осторожно перевесил на спинку.

— Присаживайтесь, мастер. Стул, кровать, стол.

— Я выберу стул, если вы не против.

Наверное, он всегда вот так его бесил — Рысь не был уверен, воспоминания множились, смешивались, наслаивались. Да нет, точно бесил. Даже сесть умудрился осуждающе. Ну да, ну да, он, Рысь, может по пунктам перечислить те места, где он лажает, только кто-то другой вообще палец о палец не бьет и все отрицает. Ну почти все отрицает. И братом называться мы не будем, и новенькие в Приюте — не наша забота, и Яблоко — тем более не наша, и что выходят сроки — это мы не помним… А теперь еще с Роуз танцуем, значит. И как с ним говорить?

«Мастер, вам нравится моя жена. Или вы ей. Это я постную мину должен делать. Мастер, красть чужих жен нехорошо, даже на танец красть нехорошо, уж я-то знаю. Мастер, вы вовсе дурак или притворяетесь?»

— Мастер, — сказал, — я вас слушаю внимательно…

Смотри за его правое плечо или за левое, главное — не в лицо. Правей, левей, и пусть там взгляд застынет, главное, что ты вежлив, так вежлив, что аж сам себя боишься. Не вспоминай, почему он тебя бесит, в смысле, не вспоминай самого главного, ты же тогда на него кинешься, и что потом? «Не деритесь, ребята, — говорил он. — Слабо попробовать решить словами, — говорил он. — Я вот главный, и я же не дерусь».

— Боюсь, что это я вас должен слушать, — изрек мастер.

Рысь поперхнулся и наткнулся на его взгляд. «Нет, что, серьезно? Ты сейчас меня отчитываешь?»

— Что вы имеете в виду, не очень понял?

Обычно где-то после этого люди встают, вокруг само собой освобождается пространство, и кто-то бьет кого-то в ухо или нос. Но ты не можешь бить городского мастера.

— Я имею в виду, что ваши дети просят помощи у меня, а не у вас. Вам не кажется, что в этом есть что-то неправильное?

— Какой помощи? — Перед глазами замелькали картинки одна другой хуже. Кто-то в истощении. Кровь носом. Ну не пойдут же они к мастеру просто с похмелья? — Какой помощи? Что с ними? Когда это?..

— Ну, положим, пока с ней, а не с ними, — произнес мастер все тем же ледяным тоном, и тут Рысь понял — отчасти, — о чем он. Конечно, Щепка. Что-то там вчера стряслось, о чем она ему не рассказала.

— А на хрена вы их вообще к себе позвали, раз не готовы? — огрызнулся, и черт с ними, с приличиями, хотя вообще-то на себя надо орать. Думал же расспросить ее как следует, видел, что примороженная, но нет же, зачем доверять своему чутью? И потом — это Щепка, с ней всегда не так, по ней вообще не поймешь, когда волноваться. К мастеру побежала! Да с чего вдруг? — С ней все в порядке? — спросил мертвым голосом. Чем больше мастер укорял неизвестно за что, тем более стыдно почему-то становилось, и от, казалось бы, давно забытого, по-детски жгучего