Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

в то время как другие пупы надрывают, в поте лица прокорм себе добывают...

- Кто они? Можешь их назвать? - спросил кто-то рядом.

- А почему нельзя? Могу и назвать. Вот, к примеру, Ержакып. Разве не лодырь он? Разве он работал когда-нибудь? Здоровенный джигит, подкову гнет! Ему бы летом поработать, разве не прокормил бы трех душ?! Вот кого прижать бы надо!.. Поэтому я и выхожу из артели.

- Товарищ уполномоченный! - обратился низкорослый. - В газете сказано, кого силком тащили в артель, теперь по желанию могут выйти. Вы будете придерживаться этого решения?

- Конечно.

- А если середняк уйдет, карать его не станете?

- Нет.

- Тогда я выйду из артели. Только вы не спрашивайте, а я не стану говорить - почему.

- Нет, нет! Пусть объяснит! - требовало собрание.

- Товарищи! Принуждать человека нельзя. Таков советский закон. И вы не имеете права меня заставлять...

- Я мог бы вам объяснить, почему он уходит из артели, - сказал, поднимаясь, Жасыбай.

- Ну что? Пусть скажет?!

- Пусть.

- Нет, не Жасыбай, а он сам пусть ответит.

- Говори, Жасыбай!

После долгих пререканий и колготни Жасыбаю дали слово.

- Товарищи! Я объясню все с самого начала.- У Жасыбая вспотел кончик носа. - Зовут этого гражданина - Айсары. Отец его был - Жанбура. Старики

поговаривают: <Когда Жанбура был правителем, в аулах никто и пикнуть не смел...>

- Какое тебе дело до его отца?!

- Где Жасыбай, там склока.

- Жасыбай счеты сводит, мстит, - раздались голоса.

- Нет, товарищи, не мщу. Я говорю как есть. Жанбуру, правда, я не знал, зато Айсары знаю. Знаю, как он при Николае шесть лет был аульным правителем. Знаю, как взятки брал, и не я один, а вы все знаете^ Но оправдал он ваше доверие? Разве не он, как тот чалый жеребец в поговорке, который один портит весь табун! Разве не он проводит у себя дома тайные сборища? Разве не он собирает по аулам разные сплетни да слухи? Айсары вскочил:

- Товарищ! Разрешите слово сказать... Жасыбай не впервой набрасывается. Уже десять лет пытается он меня изничтожить. Но аллах до сих пор бережет. И надеюсь, так и проживу до самой смерти. Сама партия, оказывается, считает делом добровольным, быть или не быть в артели. Коли так - я ухожу. Прощайте!

И Айсары направился к двери.

- Хорошо, что сам уходишь, не то все равно бы вытурили, - бросил ему вдогонку Жасыбай.

- Так Жасыбай нам всем скажет! - буркнул Умирзак. - Так пока не поздно, и я смотаюсь.

- И я пойду, - поднялся Жауке.

Стали уходить один за другим. Кто-то с кем-то ругался. Кто-то с кем-то сцепился. Шум поднялся -ничего нельзя было разобрать. Председатель собрания Ырысты от растерянности рот разинул.

- Эй, эй, что же это? Что это такое? - только и бормотал он.

Взбудораженные члены артели, увлекая друг друга, разошлись кто куда. Из шестидесяти восьми человек осталось двадцать. У Жасыбая испариной покрылся не только кончик носа, пот струился теперь уже по вискам. Из оставшихся восемь человек - члены

партии, девять - комсомольцы. Выходит, ни партийная, ни комсомольская ячейки не смогли повлиять на большинство?..

- Да как же так случилось? - встревожился не на шутку Жасыбай.

- Очень просто! - ответил Дутбай. - Это все Айсары и Садвокас подстроили. Они взбаламутили народ.

- А вы где были? Где ваша разъяснительная работа? -поднял голос уполномоченный. - Почему даже бедняков упустили из рук? Неужели какой-то Айсары влиятельнее вас?!

- Напрасно вы так на нас, - сказал Жасыбай, вытирая с лица пот. - У нас был хороший коллектив. И авторитетом у бедняков пользовались немалым. Но последняя кампания нанесла страшный вред, подорвала веру. Дубинка прошлась по головам бедняков. И виноват в этом район! Вы, уполномоченные и разные горе-активисты, во всем виноваты!

Жасыбай резко и гневно говорил о перегибах и беззакониях, допускавшихся в последнее время в не окрепших еще артелях...

Вошел Дайрабай, взъерошенный, встревоженный:

- Эй, чего же вы сидите?!

- А что случилось?

- Что, что! Садвокас и Айсары народ подзуживают, из артели уходить подбивают.

- Сам же первый заваруху затеял, баламут! Какой же с Айсары спрос?!

- Брось, Жасыбай! Не возводи на меня напраслину. - Дайрабай обиделся. - Я про что говорю? Про беззакония председателя правления. И впредь буду говорить!.. И в райкоме буду говорить! Но разве я заикнулся хоть раз, что выйду из артели? Да с какой стати?! Гнать будешь - все равно из артели ни на шаг!.. А где этотТыныбай? Он что, тоже бушует?!

Дайрабай так же спешно вышел.

...Пошумливает народ. Одни выходят, другие приходят. Мечутся, орут, толкутся. Неожиданно опять народу оказалось столько, что пришлось опять лезть на парты.

- Товарищ уполномоченный! Кто должен прийти -в сборе. Я свои жалобы частично выложил и отвел душу, - объявил Дайрабай. - Остальное скажу в райкоме. Продолжайте свою работу. Из шестидесяти восьми семей здесь присутствуют пятьдесят. Для одного колхоза, думаю, не так уж мало. Мы слушаем - говорите! - И он улыбнулся.

- Вот с этого и надо было начинать, смутьян! -вырвалось у Алиша.

- Ой, Алеке, а ты разве во мне сомневался? Ты думаешь, я отколюсь от бедноты? Ухвачусь за подол Айсары? Э, нет! Меня от партии не оторвешь!

Дайрабай чуть задумался и спросил:

- Товарищ уполномоченный! Если, скажем, я захочу в партию вступить, меня примут?

- Таких только и следует принимать.

- Тогда я вступаю в партию! Эй, Жасыбай, пометь меня в своем списке. Запиши: с 1 апреля 1930 года Дайрабай является коммунистом.

Все дружно расхохотались.

Уполдномоченный поднялся и начал читать новый устав артели.

1930 г.

ЧЕРНОЕ ВЕДРО

С черного ведра все и началось. Айша берегла это ведро пуще глаз. Года три назад, оставшись без него, она была вынуждена бегать к соседям до тех пор, пока ее муж Бирмаганбет, сдаваясь на ее постоянные просьбы и упреки, не принес из лавки и не поставил перед ней новехонькое черное ведро.

- Только и слышу <ведро, ведро>! Меня уже мутить начало. Вот видишь, вместо курева для себя тебе ведро купил. Возьми и замолчи! - сказал Бирмаганбет, подчеркивая всю важность своего поступка.

Но, говоря так, Бирмаганбет вовсе не хотел сказать, что жена его грязнуля или неумеха. Просто он