Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

- Ты - человек большой, издалека приехал, если позволишь, хочу поведать свою жалобу,- торжественно начал Дайрабай, обращаясь к уполномоченному.

- Эй, эй, подожди,- заволновались люди. - Дай сначала с вопросами покончить. Куда прешь?

- Не одергивай, товарищ! Ты что, рот мне заткнуть хочешь? Я про горе свое рассказать хочу. И имею право горем своим поделиться. О чем вот эта газета говорит, знаешь?.. Так вот, почитай! - Дайрабай вытащил из кармана тщательно сложенную газету.

Пришлось Дайрабаю вне очереди дать слово. Попробуй скажи ему, что он порядок нарушает, что прениям положено быть после вопросов, Дайрабай брыкаться начнет, как необъезженная лошадь. <Горе

сивой коровы> тяжелым камнем лежит на сердце Дайрабая.

- Товарищ! Люди посмеиваются. Опять, дескать, заладил сказ про сивую корову. Что ж... Кому смешно, пусть смеется. А мне совсем не до смеха. Я не промолчу, когда творится беззаконие. Я говорю и буду говорить об этом открыто, честно, невзирая на лица. Вот!

- Только покороче! - хмуро попросил кто-то.

- Апырмай, и что вы, в самом деле? Дайте же сказать... Где она, свобода слова? Товарищ уполномоченный, скажи этим: пусть не перебивают, - еще больше распалился Дайрабай.

Люди умолкли.

- Товарищ! Я бедняк. Еще точнее - батрак. Девять лет босой-голодный пас овец Семенова. Если вру, пусть сидящие здесь меня поправят... Очухался я малость, когда пришла Советская власть. Кое-какой скотиной обзавелся, крышу над головой поставил. Зажил, как все бедняки. Не хуже, не лучше. А в начале, кажется, двадцать девятого года наш Жасыбай с дружками клич бросили: <Давай организуем калауну!> (тракторная колонна). Ну что ж, давай так давай. Согласились, значит, калауну создали. Получили пяток тракторов. А кто их раньше видывал, трактора-то? Жеребята в дыбки, с привязи срываются. Коровы хвосты торчком, баб пинают, подойники опрокидывают. А мелкая скотина и вовсе врассыпную в степь драпает... Посмеялись мы промеж собой, дескать, новое со старым еще не уживается... В калауне сорок дворов, в артели - шестьдесят восемь, а земля одна, общая. Нам для пахоты нужен цельный надел, чтобы развернуться было где. Решили пустить трактора с Каратомара. А аул Жакена - против. <Мы, - говорят, - сами бедные и никому родную землю не уступим>. Тогда, говорим мы, вступайте в калауну. И слушать не хотят, фыркают... В этом ауле живет пройдоха Садвокас, видно, он народ

и взбаламутил. Пригнали мы все-таки трактора к Каратомару, а эти бедняки на нас идут с шестами, дубинами. Среди нас, однако, охотников драться не нашлось, и тогда эти люди распластались на земле перед тракторами: <Не дадим пахать землю, и все!> Пришлось кое-кого оттащить волоком в сторону. Если не верите, вот сидит Жасыбай спросите его. Он коммунист, врать не станет... Дней двадцать тарахтели трактора, распахали десятин двести. От казны получили недостающие семена. Засеяли, значит, и в усы ухмыляемся. Если пшеничка вырастет, до отвала хлеба наедимся. А она на славу уродилась, пшеничка-то. Созрела. Скосили ее сообща, намолотили, посчитали. Бог ты мой, семь тысяч пудов получилось! Хоть верь, хоть нет... Разве бедняку когда-нибудь снилось такое богатство! Но, как говорится, глаза видели его, а в руки не попало. А почему - сейчас вам объясню, товарищ. Из семи тысяч пудов две с половиной тысячи отсыпали, значит, на семена. Тридцать пять процентов забрала калауна. И все равно, когда остаток разделили, пришлось по двенадцать пудов на каждого. Но тут сообщили нам, что в Казахстане существует якобы особый закон. По нему член артели не имеет право получить более семи пудов в год. Что ж... Против закона не попрешь. Пшеницу продали, а деньги послали красноармейцам-дальневосточникам. Это был наш дар от чистого сердца. Искренне обрадовались, что от нашего скромного труда вдруг столько пользы. Ладно... Еще новость - заем. Опять не пожадничали - дали. Тут и кончилась пшеничка. А купить - на что? Ничего, утешали себя, главное - семена есть в запасе. А сами и на молоке как-нибудь продержимся. В эту самую пору стало что-то непонятное твориться с нашей артелью. Когда мы вступали в калауну, Жасыбай уверял, что общими будет только тягло и наш труд. Вдруг приезжает

из района курчавоголовый уполномоченный (его даже вроде <чрезвычайным> или <особым> называли) и говорит: <Никаких разговоров! Отныне и скот, и люди, и дом - все общее!> Так в один момент и телка, и бычок, и корова не моими стали... Ну, обобществили скот весь - ладно. Но с нас еще и семена потребовали. <Да как же так?! - народ ропщет. - Мы ведь еще осенью семена заготовили>. А уполномоченный еще пуще прежнего распаляется: <Давай семена!> Получается вовсе интересно. У меня, товарищ, семья - я да жена. Ну, раз малосемейный, да еще скот держишь, да десятину-другую земли имеешь, с тебя, оказывается, еще и налог причитается. Один рубль семьдесят копеек. Ладно... Стали делить семенной налог, и на мою долю, как малосемейного, досталось больше всех - двадцать один пуд! А ну, выкручивайся теперь, Дайрабай! Покажи-ка свою прыть! Докажи-ка, что ты активист! Денег - ни копейки, скот - записан на коллектив, к нему теперь не подступишься. Осталось приданое жены - старый, потертый ковер. Думаю продать его, так жена дурным голосом вопит. Что делать?

- Апырмай, куда же подевались семена? Мы ведь сами засыпали в закрома две с половиной тысячи пудов очищенного, отборного зерна, - говорю.

- А это тебя не касается, - мне отвечают. - Это пошло в счет заготовки. Так решил район.

Приуныл я. Ну как же? Хочешь быть честным бедняком - достань двадцать один пуд зерна. Да разве я - враг Советской власти? Разве я не желаю ей добра? Разве не отдал ей последнее?..

Так извелся - дома не могу сидеть. Душа содрогается от одной мысли, что я несчастный бедняк. Походил туда-сюда, пытался во что бы то ни стало доказать свою честность, но и занять ничего ни у кого невозможно. Убитый, притащился я домой ни с чем. Тут баба на меня

шумит. Жрать, говорит, дома нечего, а ты без толку слоняешься... Вот-те раз! Я хожу - семена ищу, а бабе самой есть захотелось.

- Поменяй лошадь на убойную скотину,- говорит она. - Лучше уж пешим остаться, чем с голоду подыхать.

Нет уж... Пока я жив, с темно-рыжим своим не расстанусь...

Наутро притащился Сеит. Я как раз злой, мрачный сидел.

- Забираем сивую корову на контрактацию,-заявляет