Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

дал понять ей, что он человек порядочный и от просьбы жены отнюдь не отмахивается. О бережливости, аккуратности и запасливости Айши знал весь аул. Каждую вещь она ценила, как будто она единственная из тысячи. Неряшливые бабы, желая унизить, ущемить <чистюлю> Айшу, иногда ворчали:

- И чего она вечно трясется над всяким дерьмом? Все равно в могилу его не возьмет! Скупердяйка!

И надо же было такому случиться: угробили ее черное ведро!

И угробила младшая жена Кожагула - бестолковая, чумазая баба - вечно по дворам слоняется и что-нибудь да просит, а что возьмет - то никогда по-людски не возвратит. А сегодня понадобилось ей вдруг ведро. Приперлась. Обычно Айша таких просителей и близко к дому не подпускала.

- Вы не беднее меня. Сами можете купить, - отрезала им она.

А сегодня так не ответила. Не до того ей было: уже целый месяц, как исчез из дома Бирмаганбет! Доходили слухи, будто по распоряжению района он составляет протоколы на тамошних баев и отправляет эти бумаги в суд. Но какое ему дело до баев? И почему нужно целый месяц шляться где-то на стороне, когда дома жена и семья? И что это за мужчина, который так запросто бросает свой дом? Подобные мысли уже несколько дней не оставляли Айшу. Она привычно выносила золу, разводила огонь под очагом, гоняла единственную корову-пеструшку на водопой, а сама все неотступно думала и думала о Бирмаганбете.

Он уже не первый год разъезжает по аулам. Года три, как ему не сидится дома. С того времени как его впервые избрали делегатом на совещание батраков, от него только и слышно: <съезд>, <группа>, <постановление>. Если приезжает в аул уполномоченный -первым долгом он вызывает Бирмаганбета. И всюду потом они ходят вместе. Созывают людей, проводят собрания, уполномоченный делает доклады, и когда люди, растерявшись, молчат, а представитель власти просит высказаться, - тогда слово берет Бирмаганбет.

- Товарищи! - говорит он громко.

Все вздрагивают, заглядывают ему в рот. И тут Бирмаганбет начинает одних поддевать, других поддразнивать, третьих подзадоривать:

- Товарищи! А ведь видно, что боитесь вы баев! Дада! У иных даже языки со страху отнялись. Ну, так не трусьте! Довольно вам молчать! Я же знаю, у вас есть что сказать. Так ведь? Давайте, давайте!

После этого и все начинают выступать наперебой.

Собрание кончается, люди расходятся по домам, и, сидя у очага, Айша начинает упрекать мужа:

- Зачем тебе лезть на рожон? Хочешь прослыть смутьяном? Сидел бы дома да хлебал бы свою похлебку. Нет, ему обязательно выступать надо!

<Оставь свои советы при себе!> - как бы говорил на это Бирмаганбет и, смерив Айшу гневным взглядом, отпихивал от себя кесушку. Айша знала про вспыльчивый нрав мужа и после этого больше о собрании не заикалась.

А ведь в их жизни всякое случалось. Чего только не пережили Айша и Бирмаганбет в прошлом? И унижения, и позор, и байские побои, и брань его байбише - все сносила Айша. Свою семью и очаг она заимела лишь года четыре назад. А Бирмаганбет, даже женившись, продолжал батрачить. Лишь в прошлом году он сбросил ярмо. После конфискации ему досталось несколько голов байского скота.

С этого времени их хозяйство пошло на поправку. Айша берегла то, что имела. У нее всегда было чисто и прибрано. Иногда бывало и голодно, и холодно, но она и слушать не хотела о том, чтобы зарезать или продать хоть одну скотину. Бирмаганбет пытался однажды продать бурую телку да купить кое-что из одежды, но Айша такой подняла шум!..

- Да ты в своем уме ли? Как можно продать телку? Мы и раньше босые-голые ходили, да ведь не пропали! И теперь не пропадем!

На самом деле у Айши одно желание: не растерять того, что с таким трудом нажито, поправить хозяйство, вырваться наконец из проклятой нищеты. Ведь не на роду же написано быть бедняками. Уж они-то познали горечь чужого куска.

Так думает Айша. А Бирмаганбет? Разве не в десять раз больше перенес он обид, чем все другие? Разве он думает иначе, чем она? И вот только теперь он достиг чего-то, только теперь у него в душе забрезжил луч надежды. Так почему он безразлично относится к хозяйству? Почему не сидит дома? Почему не думает о семье, не заботится о скотине? Почему не копошится, как другие мужчины, подрабатывая, подшивая копейку к копейке?..

Но все это пустяки по сравнению с тем, что сейчас взбаламутило душу Айши. Она решилась на то, что никогда не делала, о чем отродясь не думала, что никогда и в мыслях не держала, особенно с тех пор, как вышла замуж. Она и сама не может понять, как все это случилось. Теперь она ломает себе голову и никак не может сообразить: правильно она поступила или неправильно. Попробовала было поговорить с Алма-габетом - он ведь деверьком ей приходится, - но тот все повернул в шутку и только еще больше растравил сердце. И вот, когда голова шла кругом, приперлась откуда ни возьмись эта проклятущая чумазая баба Кожагула и выпросила черное ведро.***

Произошло это так.

В аул приехал уполномоченный и созвал жителей на собрание. Аул был маленький, дворов на двадцать, а то и того меньше, и потому все вместились в дом Сартая. Собрались и все женщины. Среди них - Айша. На почетном месте восседал, распушив бороду, Кайралап. Рядом, выпятив жирный подбородок, сидел Идрис. Обоих богачей во время прошлой уборки потрясли как следует и объявили им бойкот-майкот. Помнится, на одном собрании Бирмаганбет сказал:

- Желательно, чтобы среди нас не было смутьянов-баев. Пусть своими делами ведают сами батраки и кедеи.

И тогда же выгнали с собрания Кайралапа и Идриса. Теперь, пользуясь тем, что Бирмаганбета нет в ауле, оба бая безбоязненно притащились на собрание и даже уселись рядком. Айшу это неприятно задело. Ишь как обнаглели! Думают, раз нет Бирмаганбета, так можно опять на голову сесть? Как бы не так! Завтра муж вернется, и Айша ему обо всем расскажет, и он богачам мигом хвосты прижмет!

- Проходи, Айша! Из-за своего муженька тебе и на собраниях побывать-то толком не приходилось, -крикнул кто-то из молодых джигитов.- А ну-ка, толкни речугу, пока Бирмаганбета нет!

И, почувствовав скрытую насмешку, Айша еще больше разозлилась. Аулнай - заика Орынбай, волоча холщовую сумку, с которой не расставался, о чем-то тихо переговаривался то с одним, то с другим.

Смуглый незнакомец со всклокоченной шевелюрой недовольно косился на заику