Читать книгу - "Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк"

Глава 40

Кайра

Секретный проход так же не охраняется, как и в тот раз, когда я нашла его в первый раз. Единственная разница сейчас в том, что я здесь без Руэна. Нажимая на нужный кирпич, который высвобождает скрытый рычаг, и морщусь, когда он царапает мою кожу, вытягивая кровь, необходимую для того, чтобы он открылся. Я рывком открываю дверь и слетаю вниз по лестнице, чувствуя, что остальные наступают мне на хвост.

Я быстро спускаюсь, за мной следуют Каликс и Теос, не останавливаясь, пока не добираюсь до самого низа. В отличие от того, что было раньше, когда мне приходилось использовать способность Руэна к иллюзии, чтобы видеть сквозь мрак, коридор подземной темницы теперь хорошо освещен. Кто-то был здесь, и очистил все покрытые от паутины, а также зажег факелы.

— Кайра, что ты… — Вопрос Теоса игнорируется, когда я иду по коридору прямо в конец.

Я слышу тихое бормотание Кэдмона и женщины в соседней камере, прежде чем замечаю их, но когда они появляются в поле зрения, я останавливаюсь перед пространством, разделяющим их одинаковые тюрьмы.

— Кайра? — Кэдмон встает с одного из камней, вмурованных в сырой пол его камеры, и подходит ближе. — Что происходит?

Кэдмон выглядит лучше, чем когда я видела его в последний раз. Его лицо не такое осунувшееся, а в глазах немного больше жизни. Усилия Руэна, похоже, окупились. Однако я не отвечаю ему. Вместо этого я поворачиваюсь к ней.

— Ты можешь убить Трифона?

Ее единственный ответ — молчание.

Я делаю шаг вперед и ударяю кулаком по одной из похожих на зубы решеток ее камеры. — Он помог тебе! — Кричу я, прежде чем кивнуть на новую и гораздо менее рваную одежду, которая облегает ее все еще тощую фигуру. — Он, блядь, накормил тебя и одел. Меньшее, что ты можешь сделать, это ответить мне. — Мой голос похож на низкое рычание. — Ты. Можешь. Убить. Его.

— Каликс? Теос? — Голос Кэдмона — единственный слышимый звук, когда последние два Даркхейвена быстро появляются позади меня. — Что случилось?

— Руэна похитили, — говорит Теос. Хотя ни я, ни Каликс не говорили ему об этом, он достаточно умен, чтобы понять этот факт. Прямо сейчас, я уверена, это единственное объяснение, которое он может придумать для моей готовности спуститься сюда, встретиться лицом к лицу с этой женщиной.

Ариадна встает и шаркающей походкой приближается к решетке камеры. Серо-стальные глаза встречаются с моими. Как и Кэдмон, ее тело отражает последствия заботы Руэна. Она ни в коем случае не здорова, но она гораздо более пополневшая и не такая костлявая, как несколькими днями ранее. Возможно, это исцеление Богов, но я знаю, что нет никакой возможности, что я выздоровела бы так быстро, как она, даже если бы она еще не совсем пришла в себя.

— Отвечай мне, — требую я.

— После всех мучений, через которые он заставил меня пройти, после его обращения с моей дочерью, я бы без колебаний убила собственного отца, — говорит она приглушенным голосом, но взгляд холодный и жесткий.

Я резко вдыхаю и начинаю выглядывать из-за прутьев решетки в поисках входа — или, скорее, выхода для нее. — Тогда мне нужно, чтобы ты…

— Боюсь, однако, что, поскольку твой вопрос не «хочу ли я», а «могу ли я», то мой ответ — нет. Даже я не обладаю такой способностью. — Мои руки замирают, когда ощущение жжения разгорается огнем у меня за глазами.

Прижимая ладони к шероховатому камню решетки, я обхватываю пальцами ее поверхность. Жар разливается по мне. Не могу. Не могу. Не могу. Я закрываю глаза, когда слезы угрожают потечь по моим щекам.

Издалека я слышу глубокий баритон Кэдмона, который разговаривает с Теосом и Каликсом. Топ топ топ топ. Я скриплю зубами от настойчивой просьбы Ары обратить на нее внимание.

— Но если ты освободишь Кэдмона, он сможет тебе помочь.

Мои глаза снова открываются и встречаются с женщиной по другую сторону решетки. Я хмурюсь. — Что?

Рука Ариадны касается каменной перекладины, слегка задевая мои, пока она смотрит на то место, где мои руки обхватывают шероховатую поверхность. Она не просит меня освободить ее, хотя, если она была здесь еще до исчезновения Кэдмона из Ривьера, то вполне возможно, что она была здесь годами.

— Освобождение Кэдмона удивит Трифона, — говорит она. — Возможно, это даст тебе отвлекающий маневр, необходимый для спасения твоего друга.

— Он мне не друг. — Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить, но вместо того, чтобы устыдиться инстинктивного протеста, я испытываю чувство правоты. Руэн мне не друг. Он гораздо больше.

— Значит, твоего любовника, — поправляет себя Ариадна. Она убирает руку с решетки и кивает Кэдмону. — Освободи Кэдмона, спаси его и заодно спаси себя, дочь моя.

— Я не чувствую себя твоей дочерью, — признаюсь я.

Она морщится, как будто эти слова — физический удар.

— Я сказала это не для того, чтобы причинить тебе боль, — добавляю я. — По правде говоря, я никогда по-настоящему не чувствовала, что у меня есть мать. Папа был… ну, он не был женщиной, но он любил меня. Тогда, в Преступном Мире, я подумала, может быть… Там была женщина, которая обучала меня, но у нее были свои люди, о которых нужно было беспокоиться.

Ариадна смотрит на меня в ответ, не произнося ни слова. Я воспринимаю это как сигнал продолжать.

— Я не могу относиться к тебе как к своей матери, — честно говорю я ей. — Потому что не ты воспитывала меня — даже если бы хотела, не ты. Ничто не может стереть этот факт. Ничто не может изменить прошлое.

С дрожащими губами она наклоняет голову в знак кивка. — Ты права.

— Ты бросила меня.

У нее перехватывает дыхание. — Да, это так. — Ее губы снова приоткрываются, но слов не выходит. Она хочет что-то сказать, скорее всего, в свою защиту, но мы обе знаем, что ничто не изменит того факта, что ее выбор сделал меня опустошенной и нежеланной для тех самых людей, которые привели меня в этот мир.

— Но ты не единственная.

Замешательство искажает ее идеальные черты, она хмурит брови. — Папа тоже меня бросил.

— Кайра…

— Нет ничего что причиняет больше боли, чем быть одним из тех, кто остался, чье время вынуждено медленно тикать, — говорю я, чувствуя, как моя энергия иссякает, моя боль медленно покидает мою душу, когда слова слетают с моих губ. — Секунда за секундой тянутся против их воли, когда они сами застыли в том