Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

Инстинкт заставляет меня скрестить руки на груди, как будто это каким-то образом защитит меня от этого разговора. — Я не хотела причинять ему боль, — признаюсь я.

— Очевидно. — Тон Руэна предполагает нечто большее, чем легкий сарказм.

Я хмурюсь. — Мы не дети, Руэн. — Мой голос звучит твердо, несмотря на дискомфорт. — Секс есть секс. Я думаю, ты согласишься со мной, что прямо сейчас нам нужно сосредоточиться на более важных вещах, чем на этих проклятых отношениях.

— Просто скажи мне кое-что, — говорит Руэн, поднимая руку к ближайшей статуе и проводя подушечкой пальца по её руке. Убрав палец, он оказывается весь покрытый пылью. — Ты задумывалась о последствиях того, что переспишь с нами тремя?

Задумывалась? Я проклинаю себя, за то, что легла с каждым из них в постель, и я это знаю. Сейчас я просто оттягиваю неизбежное так долго, как только могу.

Опуская руки, я отворачиваюсь. — Это смешно…

— Трусиха.

Мои ноги замирают при одном этом слове. Я поворачиваюсь к нему лицом… медленно. — Прости?

— Ты слышала меня. — Руэн трет друг о друга подушечку большого и покрытого пылью пальца. — Я назвал тебя трусихой, и это то, кем ты являешься.

— Ты, блядь, понятия не имеешь, кто я такая. — В моем голосе появляется лед, покрывающий каждое слово.

— А кто-нибудь знает? — он отвечает.

— Что ты на самом деле хочешь спросить, Руэн? — Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. — Возьми и скажи это.

Во взгляде Руэна вспыхивает опасный огонек, который напоминает мне о Каликсе. — Ты пришла ко мне, Кайра, — заявляет он. — Ты потребовала, чтобы я раскрыл свою душу и раскрыл все свои грязные маленькие секретики, или ты забыла?

Горячая плоть на плоти. Открытые рты. Языки. Губы. Зубы. Стоны, доносящиеся из темной спальни, освещенной окном и пахнущей пергаментом и чернилами.

Нет, я ни черта не забыла.

— Скажи. Это. — Я выдавливаю слова, злясь на то, что чувствую себя такой чертовски уязвимой.

Руэн подходит ближе. Я отказываюсь двигаться, и когда он делает второй, а затем третий шаг, не останавливаясь, пока наши груди почти не соприкасаются, мои легкие сжимаются, вдыхая его запах, как будто я нуждаюсь в дополнительном напоминании о том, каково быть так близко к нему. Мне не нужно напоминание — это уже запечатлелось в моей памяти.

— Ты не хуже меня знаешь, что любая силы требует жертв. — Пока он говорит, мой взгляд прикован к его горлу. — Мы вчетвером заключили сделку с Богом, который может предать нас так же легко, как и спасти. — Кэдмон.

Мои ресницы взлетают вверх. — И? — Я подталкиваю ему.

— Неужели ты настолько слепа, что не видишь, что Теос тянется к тебе, потому что думает, что нашел женщину, которой насрать, кто он такой?

— Это не так.

— Значит, ты настолько бессердечна, что отвергнешь его — отвергнешь всех нас, потому что не хочешь иметь дело с идеей отношений. — Когда Руэн говорит, он использует тот же тон, который был у меня раньше, когда он произносил последнее слово.

Я опускаю руки по бокам, облизываю губы кончиком языка и делаю вдох, прежде чем медленно выпустить его еще раз.

— Сколько Смертных Богов умерло на твоих глазах в Академии? — Я спрашиваю.

Голова Руэна запрокидывается. — Причем здесь…

— Отвечай на вопрос.

Его губы приоткрываются, и через мгновение он отвечает. — Десятки, как минимум.

— И о скольких из них вы так или иначе заботились?

Последовавшее молчание — достаточный ответ. Я киваю. — Вот почему я избегаю этого, — честно говорю я ему. — Вы правы — мы попали в ловушку этой сделки, за неимением лучшего слова — с Кэдмоном. Он может решить, что мы не то, что ему нужно, чтобы воплотить в жизнь будущее, о котором он мечтает. Он может предать нас Совету Богов. Он может убить нас всех.

— Кайра…

Я поднимаю руку, останавливая его. — Vincere aut mori.

Его глаза темнеют от замешательства. — Что…

— На древнем языке это означает «победа или смерть», — отвечаю я на его незаконченный вопрос. — Мы ничего не выиграли, и смерть витает над каждым из нас. То, что я хочу защитить себя, Руэн, не делает меня трусихой.

— Да, делает. — Его аргумент быстр. — Неопределённость жизни — это повод брать от неё всё, что она даёт, обеими руками, а не бежать прочь, боясь быть раненой.

Моя грудь будто сжимается. Я опускаю взгляд — кажется, она цела. Но это не так. Это не так. — Я не могу. — Я не могу.

Пропитанный кровью снег. Бандиты в черных плащах. Дом в огне. Старые воспоминания вгрызаются в мои мысли, словно шрамы, отпечатанные на костях.

Каждый может умереть. Каждый может уйти. Никому не доверяй.

Даже Регис научил меня этому в Преступном Мире. Регис, который в конце концов предал меня. Регис, который теперь может умереть — еще одна потеря на моей совести.

Когда Руэн протягивает ко мне руку, я отхожу за пределы досягаемости. — Мне жаль, что я причинила боль Теосу, — говорю я. — Но я никогда не пожалею о том, что защитила то, что осталось от моего сердца.

— Понятно. — Ярость зажигает огонь в глазах Руэна, превращая бурю в море красного. — Значит, ты просто боишься быть уязвимой. — Он кивает, и по какой-то причине я чувствую, как горит моя кожа. — Да, я понимаю, — повторяет он, похоже, больше для себя, чем для меня. — Значит, ты не трусиха, ты просто слабая.

— Я далеко не слабая. — Эти слова пронзили меня, как лезвие ножа.

Руэн снова переводит взгляд на меня. — Ты стеклянная, — шепчет он, словно делясь секретом.

— Не смей…

— Что? — Он перебивает меня. — Обращаться с тобой, как со стеклянной? Почему бы и нет, когда ты такая, какая ты есть, — красивая, как битое стекло.

Я насмехаюсь над ним, но его следующие слова останавливают меня от ответа. — Стекло хрупкое, пока его не разбьют, а после этого оно становится острым. Смертельно опасным. — Мое сердце выбивает ровный ритм в груди, в ушах. — Вот кто ты такая. Разбитая. Острая. Смертоностная. И… хорошенькая маленькая лгунья.

Я отворачиваюсь от него, не в силах больше видеть выражение его глаз.

— Спасибо за информацию, — говорю я, игнорируя его слова и не удостаивая их ответом. — Но я думаю, что сейчас тебе следует оставить Найла в покое. Даже если Офелия была права и из слуг получаются лучшие шпионы, я устала наблюдать, как умирают те, кто меня окружает.

Руэн не отвечает,