Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

Кэдмон вдыхает и выпускает воздух, широкая грудь под его темной туникой расширяется и опадает в такт движению. — Кто я, Кайра? — спрашивает он вместо того, чтобы ответить на мое невысказанное требование.

Я моргаю. — Бог… Пророчеств, — заканчиваю я тихо, когда мои слова замирают. — Значит, у тебя… было пророчество? Но ты только что сказал, что Боги не…

Полные, мужественные губы хмурятся. — Что делает Бога Богом? — Спрашивает Кэдмон. — Это способность управлять погодой? Менять время и пространство? Нет. Бог — это просто существо, которому поклоняются, которое сохраняет полную власть над жизнью и творением. Когда Боги, какими вы их знаете, пришли в этот мир, именно такими они хотели стать, и именно этим и стали.

— Я все еще не понимаю. — Почему он ходит кругами? Почему он не может просто взять и сказать, что он имеет в виду? В чем смысл?

Как будто чувствуя то же самое, Руэн подходит сбоку от моего сиденья и хмуро смотрит на Кэдмона сверху вниз. — Ты хочешь сказать, что Боги на самом деле вовсе не Боги? — требует он своим грубоватым баритоном. Позади него Теос и Каликс хранят молчание.

Кэдмон переводит взгляд на Руэна. — То, что ты называешь Божественностью, на самом деле просто магия, Руэн, — говорит Кэдмон. — Это то, что мы принесли с собой из нашего мира, и когда мы пришли в это место и обнаружили, что оно лишено магии, наш правитель решил, что мы станем Богами в этом новом мире.

— Твой правитель… Трифон? — Спрашивает Руэн.

Кэдмон кивает. — Да.

— А как же твое пророчество? — Спрашиваю я. — Ты так и не объяснил, зачем притащил меня сюда, почему заключил контракт с Преступным миром на мои услуги, если никогда не собирался ими пользоваться.

— Часто мои видения приходят нечетко. Они показывают мне туманные моменты будущего, когда я не уверен, произойдут они или нет. Кроме того, бывают и другие моменты, когда мои видения настолько ясны, что не может быть никаких сомнений относительно того, сбудутся они или нет. Моя способность могущественна, но это не такое всевидение, как можно было бы подумать. Я вижу все, что произойдет, но выбор, сделанный между тем, когда я вижу будущее, и тем, когда будущее становится настоящим, может угрожать изменить результат.

Я жду, и на этот раз Кэдмон не останавливается.

— Двадцать лет назад у меня было подобное видение. Пророчество, действие которого происходит в ткани времени. Это редкие видения, те, которые невозможно изменить, и, судя по тому, что я пережил, они случаются только тогда, когда баланс в мире изменился слишком сильно. Я боюсь, что мой народ — Боги для этого мира — зашел в своей жадности слишком далеко.

Мой взгляд скользит к Офелии, которая теперь держит свой пустой бокал и наблюдает за Кэдмоном холодным взглядом, который ничего не говорит мне о ее сокровенных мыслях. Я хмурюсь, когда замечаю, что серебряные пряди в ее естественно темных волосах стали шире с тех пор, как я видела ее в последний раз. Морщинки вокруг ее губ и в уголках глаз тоже стали глубже. Прошло не так уж много времени… не так ли?

— Какое отношение твое пророчество имеет к Кайре? — Голос Руэна возвращает мое внимание к разговору передо мной. — Ответь на ее вопрос — зачем ты привел ее сюда?

В комнате воцаряется тишина. Мои мышцы напрягаются, когда Кэдмон и Руэн смотрят друг на друга, затем губы Кэдмона приоткрываются, и он говорит.

— Потому что она — ключ ко всему нашему спасению.

Глава 5

Руэн

Спасению. Последнее слово, слетающее с губ Кэдмона, — это искра, которая зажигает в комнате огонь активности. Теос топает вперед, его ботинки стучат по покрытым пылью половицам.

— Что, черт возьми, это значит? — требует он, пододвигаясь к Кайре с другой стороны, когда встает над Богом Пророчеств. Его глаза сверкают, золото вспыхивает ярче, прежде чем потемнеть. Чернота распространяется из его зрачка, поглощая все, кроме тонкого кольца жженого янтаря по краям радужки.

Кайра хранит молчание, ее лоб сморщен в замешательстве. Один взгляд на ее лицо говорит мне, что она находится в таком же неведении относительно смысла слов Кэдмона, как и все мы.

Кэдмон не удостаивает Теоса даже взглядом, хотя мой брат излучает агрессивную энергию. Он просто продолжает смотреть на меня, словно чего-то ожидая.

— Объясни, — наконец говорю я. — Больше никаких историй, Кэдмон. Больше никаких метафор или разговоров о книгах. Расскажи нам, какое пророчество ты хочешь довести до конца и что оно значит для Кайры.

В уголках его глаз появляются небольшие морщинки, а губы подергиваются, как будто его это забавляет. Я скрываю свое раздражение от выражения его лица. Я не вижу юмора в нашей ситуации и уже подавляю свое желание накинуться на женщину рядом с ним — женщину, которая поместила камень серы в шею Кайры, чтобы контролировать ее. Прежде чем закончится эта ночь, я намерен заставить ее достать его, и если она откажется… Что ж, Каликс — не единственный из Даркхейвенов, способный на убийство, и кровавый контракт Кайры с этой женщиной будет расторгнут, если женщина, известная как Офелия, умрет.

Я освобожу ее от оков, которые приковывают ее к Преступному миру, и убью любого, кто встанет у меня на пути.

Кэдмон откидывается назад, на подушки дивана, переводя взгляд с меня на Кайру и Теоса, а затем через наши плечи, без сомнения, на нашего последнего брата. Каликс, к моему удивлению, хранит молчание, слившись с тенью у стены. Он не издал ни звука с тех пор, как начался этот разговор, и я думаю, что он наблюдает за Кэдмоном и Офелией не только глазами. Из нас троих именно он видит больше, чем способен воспринять обычный взгляд. Надеюсь, он разглядит хоть что-то, что сможет нам пригодиться.

— Боги — это вовсе не Боги, — говорит Кэдмон, повторяя то, что ранее сказала Кайра. — Мы пришли сюда из другого мира, в котором мы не были самыми могущественными.

— Почему? — Теос огрызается. — Зачем вы пришли сюда?

Я продолжаю молчать, мне интересно услышать ответ.

— Была война, — тихо говорит Кэдмон. — Наше Королевство… оно рушилось. Другие существа, намного более могущественные, чем мы, которые могли контролировать больше, чем мы могли — не только погоду, но и саму структуру мира, прорвались сквозь океан, в котором наш народ построил наше общество. Наши города рухнули. Наши люди тонули, горели, умирали.

Чем больше он говорит, тем более отстраненным становится его