Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

Однако я кидай быстрый взгляд на Региса — мне слишком больно смотреть на него прямо сейчас — и двигаюсь к центру комнаты, где сидит Кэдмон. — Как давно ты знаешь правду? — Я спрашиваю его.

Кэдмон откидывается назад и небрежно закидывает одну руку на спинку дивана, на котором он сидит, как будто ему на все наплевать. Тем не менее, тем же движением он проводит другой рукой по лицу, отчего выглядит расстроенным настолько, насколько он изможден. Он сама противоречивость, этот Бог. Могущественный, внушающий страх, и все же… Он единственный Бог в Академии, который никогда не вызывал у меня проблем с уважением к нему.

— Я с самого начала знал, кто ты такая, Кайра, — четко заявляет Кэдмон. — Поскольку именно я обратился за твоими услугами.

Ледяная волна шока накатывает на меня, и я останавливаюсь там, где стою. Все остальные, кажется, тоже замирают от удивления, за исключением Офелии, которая просто выдыхает, а затем направляется к барной стойке напротив того места, где сидит Кэдмон.

— Ты и есть клиент? — Уточняю я после паузы, когда звон бокалов становится слишком громким для моих ушей — единственный звук в комнате, кроме нашего коллективного дыхания. Это не было проверкой?

Кэдмон кивает.

— Тогда кто же намеченная цель? — требую я, ярость начинает подниматься у меня в животе и выбрасывать жар наружу, как длинные огненные ветви, потому что, несмотря на то, как сильно я горжусь тем, насколько я профессионал в своем деле, я никогда не предвидела, что так получится. Трудно признать, что я не так хороша, как думала; возможно, в первую очередь это была моя собственная гордость. — Ты так и не прислал имя. Я учусь в Академии уже несколько…

— Намеченной цели нет, — говорит Кэдмон, убирая руку со спинки дивана, когда Офелия подходит и протягивает ему бокал. — Ну, по крайней мере, не по контракту.

Мои брови взлетают к линии роста волос. Не только из-за его заявления, но и потому, что Офелия никогда не угождает другим. То, как она просто протянула ему выпивку, когда он даже не попросил, ясно показывает, что, даже если эти двое не доверяют друг другу, они более близки, чем я изначально предполагала. Она даже не пытается скрыть это, когда опускается на дальний конец дивана и опрокидывает свой бокал с янтарной жидкостью.

Я качаю головой и снова сосредотачиваю свое внимание на Кэдмоне. — Ты клиент, который нанял меня убить кого-то в Академии, но ты никогда не собирался давать мне цель? — На мгновение я хочу посмотреть на Региса. Я хочу, по крайней мере, подтвердить, что я не единственная, кто чувствует себя сумасшедшей в данный момент, но я не могу. Я не хочу. — Какой в этом был смысл? И откуда вы знаете Офелию?

— Черт возьми, — бормочет Карсел, поворачиваясь и пиная носком ботинка стену. Рамки с фотографиями, прикрепленные к обоям, дрожат от этого движения, и с них падает облако пыли. — Это смешно. — Он снова поворачивается и сердито смотрит на свою мать. — Когда мы ехали сюда, ты сказала мне, что это не из-за твоей проклятой дворняги…

Рядом со мной напрягается Теос, но не он прерывает Карсела. Это Руэн. — Я уверен, что ты имеешь в виду не Кайру, не так ли? — Вопрос задан небрежно — или, по крайней мере, так было бы, если бы не вспышка красного в его обычно глубоких глазах цвета индиго.

Карсель бросает на Руэна мрачный взгляд, который меня нисколько не удивляет. Даже если он может определить по простым подсказкам контекста, кто эти трое мужчин, которые сейчас стоят в комнате рядом со мной, Карсел никогда не отличался утонченностью.

— Забудь о нем, — огрызаюсь я. — Мы здесь не из-за него. Кэдмон, — я переключаю свое внимание — и, надеюсь, внимание остальных — обратно на одинокого Бога в комнате. — Зачем ты нанял меня, если не хотел, чтобы я кого-нибудь убила?

Кэдмон вертит стакан в руке, выражение его лица становится задумчивым. Я никогда не увлекалась драматургией, но клянусь, даже если Кэдмон не Долос, у него такая же склонность к театральности. Я презираю тот факт, что теперь я должна сидеть здесь и ждать его ответа, когда кажется, что он не совсем уверен, хочет ли он мне это говорить. Мышцы под моей кожей напрягаются, даже когда я пытаюсь заставить их расслабиться. Гнев не подходит для подобной ситуации. И все же я не могу отрицать, что он нарастает, сильнее и быстрее с каждым проходящим тихим ударом.

Словно чувствуя мою надвигающуюся вспышку, костяшки пальцев Теоса соприкасаются с моими. Он хватает меня за руку. Мои пальцы кажутся холодными в его хватке, но я не отстраняюсь, когда он переплетает свои пальцы с моими. Я не должна позволять себе успокаиваться от этого прикосновения, но я также не могу найти в себе сил отстраниться.

Я чувствую на себе взгляды, знакомые глаза — глаза Региса. И все же я отказываюсь смотреть на него. Он не мой друг. И все же часть меня задается вопросом, рассказал ли он Офелии о том, что случилось со Смертным Богом, которого он убил. Мой взгляд метается к ней, прежде чем вернуться к Кэдмону. Это то, чем им придется заняться позже. Во-первых, мне нужно знать, почему Кэдмон здесь и как он узнал обо мне.

— Отошли своих других ассасинов подальше, Офелия, — говорит Кэдмон, поворачивая стакан и наблюдая, как расплескивается жидкость. — Я хотел бы раскрыть эту информацию только немногим избранным.

— Что? — Пронзительный крик Карсела, полный гнева, разносится по комнате. Я закрываю глаза и сопротивляюсь желанию закатить их. — Почему я должен уходить? — он требует ответа. — Как следующий глава Преступного Мира, я имею право…

— У тебя нет прав ни на что, — огрызается Офелия, обрывая его. — Ты еще не назван моим наследником, Карсел. Неподчинение приказам и слишком быстрое проявление своих эмоций заставляют меня думать, что ты совсем не подходишь для этой должности. Возможно, если ты докажешь мне, что можешь вести себя достойно, я изменю свое мнение. А пока я попрошу вас с Регисом уйти.

Мои губы плотно сжимаются. Хотя меня очень забавляет видеть, как Карсел поджимает губы и принимает кислое выражение, как у ребенка, который только что съел лимон, в нынешней ситуации, в которой мы все оказались, нет ничего смешного. Кэдмон — член Совета Богов. Его долг сообщить о моем существовании. И все же,