Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

В чашу льется еще больше крови.

Никто не произносит ни слова.

Табу. Табу. Табу. Моя голова выкрикивает это слово снова и снова. Это оно? Это то, о чем Кэдмон пытался предупредить меня? Я пытаюсь взглянуть на него, но мое тело мне не принадлежит. Было ли оно мое когда-нибудь по-настоящему?

Третий порез, такой быстрый, что я не успеваю его заметить, заставляет меня задыхаться. Затем, наконец, на моем предплечье и запястье остаются три прямые линии, где кровь пузырится и разливается, собираясь на дне чаши. Трифон сжимает обе стороны моего запястья, как бы призывая кровь течь быстрее, пока не сработало естественное исцеление и не затянуло аккуратные порезы. Но они не затянутся быстро. Сера сделает свое дело. Я могу только предположить, что жесткая хватка — это не более чем незначительное наказание за то, что я осмелилась посмотреть ему в глаза.

— Данаи. — Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что Трифон снова заговорил. Наши взгляды настолько сцеплены, что мне приходится вложить почти всю свою энергию в то, чтобы удерживать его взгляд, не отрываясь.

Царица Богов выходит вперед при произнесении своего имени и занимает место рядом с Царем Богов у чаши. — Начинай церемонию, — приказывает он.

Данаи переводит взгляд с него на меня, прежде чем наклонить голову в знак принятия его приказа. Моя рука пульсирует, когда вытекает больше крови — больше, я думаю, чем должно быть возможно от трех одиночных порезов.

Мягким голосом, в котором заключен тысячелетний опыт и больше жизней, чем я могу сосчитать, Данаи начинает говорить. Слова, слетающие с ее губ, принадлежат к языку, который я не узнаю, который слишком стар для понимания моим юным умом. Пока она говорит, я чувствую, как моя кожа начинает гореть.

Ее глаза смотрят на меня, пламя ее эмоций все еще бушует в них. Держись, дитя мое… Я моргаю, не уверенная, что это был ее голос, который я слышала. Этого не может быть. Ее губы приоткрыты, губы шевелятся, когда она произносит какое-то Божественное заклинание, создающее этот огненный град в моих венах.

Протягивая вперед свободную руку, я хватаюсь за край чаши, пока огонь прокладывает дорожку по ранам, нанесенным Трифоном. Стиснув зубы от мучительной боли, я возвращаюсь в свою голову — в то место, которое я вообразила много лет назад под руководством Офелии.

Это не больно, говорю я себе. Это не больно. Это не больно.

Говорите ребенку ложь достаточное количество раз, и он начнет верить в это до тех пор, пока ложь не станет большим фактом, чем любая правда.

К чаше приближается еще одно тело. Я отвожу взгляд от Трифона, чтобы увидеть Македонию. Ее гладкая землистая кожа подобна маяку для моих щиплющих глаз, пока я борюсь с желанием закричать. Рядом с ней появляется Гигея. Ее длинные темные волосы убраны с идеальных черт лица, которое одновременно является предельно женственным и резко андрогинным.

Тени повсюду вокруг меня. Вторгаются в мои ноздри, в мои глаза, в само мое существо.

Появляется Кэдмон. Азаи. Они окружают меня. Все Боги на краю серной впадины. Их голоса сливаются с голосами Данаи, когда они говорят на том странном языке, который звучит одновременно как миллион криков агонии и миллион воплей блаженства. У меня кружится голова. Комната кружится, пока я больше ничего и никого не вижу. Очертания Богов не становятся ничем иным, как размытым пятном. Мою руку отпускают, и запах крови — свежей крови, которая не моя — поражает мои чувства.

Я моргаю, и комната появляется снова, все шесть Богов держат свои руки над чашей, и тонкие струйки крови стекают с их запястий и смешиваются с моей собственной.

Кэдмон. Гигея. Азаи. Трифон. Данаи. Македония.

Кровь Богов смешивается с моей, превращаясь в темную жидкость с силой шести могущественных Божественных Существ. Гниение. Разложение. Смерть. Это сливается в одну запретную комбинацию, которой никогда не должно быть.

Меня сейчас вырвет. Эта мысль внезапно приходит мне в голову, и все же, когда я давлюсь, ничего не выходит.

Мои руки трясутся, когда я держусь только с усилием воли. Мои ноги дрожат так сильно, что я знаю: если я отпущу чашу, то упаду. Шесть пар глаз смотрят вниз, на пенящуюся смесь на дне чаши. Кровь застывает и пузырится, как будто ее нагревают изнутри. Нет, не из-за самой чаши, а из-за древнего песнопения, в котором они принимали участие.

Я жду и молюсь — возможно, впервые в жизни я молюсь божеству, в существовании которого даже не уверена. Я молюсь Богине, которая дала мне жизнь, и надеюсь, что она слышит меня. Потому что что-то подсказывает мне, что если это сработает — что если эта церемония пройдет успешно — это ни для кого не будет означать ничего хорошего.

Проходят секунды. Затем минуты. Время тянется и замедляется таким образом, что я понимаю, что, должно быть, нахожусь под каким-то заклинанием. Не может быть, чтобы часы превратились в один-единственный вдох. И всё же это происходит.

— Ну? — Первым заговаривает Азаи, его тон полон разочарования. — Где ответ?

Трифон не отвечает. Я все еще пытаюсь не выблевать свои внутренности на каменный пол у себя под ногами. Мои внутренности как жидкость. Мой взгляд останавливается на смеси крови в чаше. Лопается пузырь и поднимается пар, пахнущий чем-то таким старым, что это можно описать только как разложение.

Алая смесь кровей почернела. За ней нет ничего, кроме разложения — тьмы настолько плотной, что она угрожает самому существованию света. Я загипнотизирована этой тьмой, притянута к ней — потому что она кажется мне знакомой. Будто в ней скрыт секрет, известный только мне. Не обращая внимания на чёрноту этой кровавой смеси, я тянусь к ней. Никто не произносит ни слова, когда я опускаю пальцы раненой руки в жидкость. Кровь прилипает к коже, и, несмотря на то что она бурлит, на ощупь она не горячая.

Да, в этой крови есть что-то мое. Это потому, что в нее добавили моей крови, или потому, что меня зовет что-то еще?

Слишком внезапно чья-то рука хватает меня за руку и дергает назад, оттаскивая от чаши. Не глядя, кто это, я начинаю сопротивляться. Это действие не убийцы, а глубоко укоренившегося животного желания прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Моя! Кровь взывает ко мне. Ты моя, а я твоя.

— Трифон. — Я узнаю голос, который грохочет у меня за спиной, когда мужчина, держащий меня, отталкивает меня еще