Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

Бога, ожидающего в конце коридора, и сразу же чувствую, как напряжение распространяется по моим плечам. Мое сердце учащенно бьется в груди, а ладони покрываются потом. Гнев. Раскаленная добела ярость пронзает меня насквозь. Неважно, что мне должно быть все равно. Неважно, что Даркхейвенам сейчас можно доверять не больше, чем Преступному Миру — особенно если последняя записка Региса о чем-то говорит, — я ненавижу один вид Азаи, Бога Силы.

Наклонив голову, он смотрит на меня, скрестив руки на своей массивной груди, как у воина. Я ненавижу его еще больше из-за черт его лица, которые напоминают мне о его сыновьях. Жидкое золото его глаз заставляет меня думать о Теосе. Острая челюсть, которая напоминает мне о Каликсе. Стоическое выражение, в котором весь Руэн.

Я презираю всего его.

— Мой господин. — Дофина останавливается перед ним и низко кланяется.

Хотя я знаю, что, вероятно, должна проявить такое же уважение — как и любой другой, я этого не делаю. Я встречаю пристальный взгляд Азаи свирепым взглядом и жду его ответа. Он выгибает одну темную бровь, но в остальном ничего не говорит, поворачивается в сторону и жестом приглашает меня войти в дверь поменьше, которая гораздо менее позолочена, чем в их главном зале. Деревянная дверь простая и без каких-либо украшений. По какой-то причине это заставляет меня еще больше бояться входить в комнату.

Подталкиваемая вниманием Азаи за моей спиной, я, не колеблясь, протягиваю руку и поворачиваю ручку, позволяя двери распахнуться внутрь, открывая меньшую, но не менее роскошную комнату, полную знакомых лиц. У меня пересыхает в горле, когда я замечаю Данаи и Македонию, стоящих бок о бок, как во время учебных боев на арене. Не в силах ничего с собой поделать, я тянусь к разуму, который знаю почти так же хорошо, как свой собственный. Ара отвечает без паузы и, чувствуя мое беспокойство, заливает мою голову своими собственными эмоциями. Хотя это и не так сложно, как эмоции смертных или Божественных, ощущение ее надежды и заботы снимает напряжение с моих плеч и разума, когда я вхожу в комнату и приближаюсь к Богам.

— Привет, Кайра.

Я опускаю голову, когда Кэдмон появляется из-за угла большой колонны. Сама комната, в отличие от двери, ведущей внутрь, представляет собой что-то вроде красиво оформленной гостиной. Единственное, отличие, — это большая открытая каменная чаша, занимающая большую часть центра комнаты, вокруг которой расположены шесть колонн.

— Господин Кэдмон, — признаю я Бога Пророчеств с пересохшим горлом, и Ара все еще посылает мне свои эмоции, чтобы успокоить мои собственные.

Я незаметно вытираю ладони о брюки. Дофина пришла так быстро — факт, который, казалось, удивил Каликса, учитывая, что он дал нам добрый час на подготовку к ее приходу — у меня даже не было возможности переодеться в платье или что-то еще, что они, вероятно, предпочли бы или ожидали. Однако никто ничего не говорит о моем неподобающем наряде, когда я подхожу к центру маленькой комнаты.

— Ты знаешь, зачем ты здесь, дитя? — Спрашивает Данаи, первая, кроме Кэдмона, кто заговорил.

Позади себя я скорее чувствую, чем вижу, как Азаи входит в комнату. Его присутствие — нежелательный груз на моих плечах, но я игнорирую это и смотрю на Царицу Богов, когда отвечаю.

— Весеннее Равноденствие еще не наступило, Ваше Величество, — говорю я, склоняя голову в знак уважения к ней так, как не делала этого для Азаи.

Дверь за моей спиной захлопывается с резким стуком, и я подавляю желание улыбнуться, зная, что проявленное уважение к одному Богу, но не к другому, определенно раздражает его. Хорошо. Если я решу убить Царя Богов, то заодно прикончу Азаи вместе с ним. После того, что он сделал со своими сыновьями, с Руэном, ему нельзя позволить жить. Мои руки запятнаны кровью моих убийств. Еще одна смерть на моей совести не повлияет на мою и без того проклятую душу.

— Ты права, — говорит Данаи. — Однако в последнее время мы наблюдали за тобой и пришли к выводу, что узнать о твоей родословной как можно раньше имеет первостепенное значение. — Ее взгляд светится эмоцией, которую я не могу назвать, но мне от этого становится не по себе.

Несмотря на мой страх, я слегка приподнимаю голову, когда Азаи обходит меня и останавливается прямо у меня на периферии. Он — вместе с другими Богами — стоит у одной из шести колонн, окружающих комнату. Стеклянный люк в потолке над головой освещает комнату туманным утренним светом.

— Ты знаешь, что это такое? — Следующей заговаривает Македония, указывая своей длинной, изящной рукой на каменную чашу в центре.

Я качаю головой. — Я не знаю.

— Эта чаша сделана из камня острова Ортус, — низкий баритон Трифона скользит по моей плоти подобно громоподобному гневу. Каждое нервное окончание в моем теле напрягается от ожидаемой боли. И все же, когда ничего не происходит, мои мышцы не расслабляются. — Ортус — символ нашей благосклонности этому миру, — продолжает он.

Благосклонности? Я прикусываю губу, чтобы удержаться от ответа, даже когда желчь и отвращение наполняют мой рот, покрывая язык слишком густым ощущением лжи.

Лжец. Я хочу прокричать этот факт ему в лицо, но не делаю этого. Я просто киваю и наблюдаю за ним, ожидая продолжения.

Трифон не разочаровывает. — Остров Ортус состоит из самого темного камня в мире, — заявляет он, и его порочно умные глаза впиваются в меня, как клеймо на самом моем существовании. Дрожь пробегает по мне. Ара щёлкает клыками, стрекоча от страха и тревоги у меня в голове, прежде чем я успеваю оборвать связь. Я не могу винить мою Королеву пауков за ее осторожность. Я и сама хотела бы оказаться где угодно, только не перед Царем Богов.

Мое тело напряжено, словно я готова либо к бегству, либо к борьбе за выживание. Его глаза светятся пониманием, но он все равно продолжает говорить, как будто тот факт, что я нервничаю из-за его голоса, не имеет для него никакого значения. Как будто не имеет значения, что я могу повернуться и попытаться сбежать от него в любую секунду… как будто мысль о моем побеге даже не рассматривается им.

Страх — это безвкусная гниль, покрывающая мой рот изнутри.

— Гора Бримстоун — это место, где в этом мире сформировалась Божественность, — говорит Трифон. — И именно из серы мы сможем познать правду о твоей крови.

Я судорожно сглатываю, прежде чем заговорить. — Без Весеннего Равноденствия? — Уточняю я.

— Да. — Трифон больше ничего не объясняет, его широкая рука тянется к кубку. — Шаг