Читать книгу - "Свобода как повод влюбиться - Елена Александровна Романова"

читала о вас. Пресса, знаете ли, любит искажать факты. Я знаю, вы были отлучены от двора, и у вас была отозвана часть патентов на торговлю.

— Да, но я до сих пор могу торговать специями, — ответил лорд. — Это моя исключительная привилегия, как представителя древнего рода.

— И вы сохранили земли…

— Эта земля закреплена за мной и моими будущими наследниками пожизненно.

— В случае вашей смерти кому отойдут эти земли?

— Короне. Но все не так однозначно. Я планирую наследовать их и, смею надеяться, король одобрит это решение.

— Полагаете, после всей этой истории он будет столь милостив к вам?

— Мы договоримся.

— Вы собираетесь наследовать родственнику… кхм, своему ребенку?

Де Вер вскинул бровь.

— У меня нет детей, госпожа Хоткинс. Незаконнорожденных, в том числе. Родственников у меня тоже нет. Но я планирую завещать все своему управляющему.

— Гм… — нахмурилась я, вглядываясь в лицо лорда.

Как правдоподобно он умеет шутить с серьезным лицом. Шутит же?

— Что ж, ладно. Но почему, позвольте уточнить, вы не выполнили приказ короля?

— Я всегда был верен короне. Я готов к любому приказу, но только не к этому. Жениться на женщине против ее воли и вопреки моим желаниям я не стану.

— Поясните милорд, я все еще не понимаю вашего субъективного «не стану». Брать в жены женщину, которую одобрит король — это древнейший обычай, накладывающий на потомков мортов определенные обязательства.

— Я волен сам принимать решения — вот закон. Разум и свободная воля присущи человеку по праву рождения, госпожа Хоткинс. И я буду защищать это право, даже если придется умереть.

Я на несколько секунд выпала из реальности. Аристократ, толкующий о свободе — что-то новенькое.

— Хотите сказать, — начала я, — что вы заупрямились из-за этого? Из-за собственных убеждений?

— Да.

— Готовы лишиться головы ради того, чтобы признали вашу свободу.

— Нет, зачем мне свобода без головы? Я хочу, чтобы признали право каждого на свободный выбор и свободную жизнь.

Я не знала: плакать мне или смеяться. В качестве подзащитного мне достался богатый до чертиков, чокнутый и опальный аристократ.

Я долго молчала, сжимая в пальцах перьевую ручку.

— Считаете меня странным? — без обиняков спросил де Вер.

— До жути, — призналась честно, — и как этим апеллировать в суде?

— Предоставьте это мне.

О, поглядите-ка!

— Боюсь, в вашем случае нельзя опираться на закон, хотя стоит попробовать поискать в кодексах Луи четвертого. Некоторые нормы еще применяются.

— Моя библиотека в вашем распоряжении.

— Как так получилось, милорд, что вы, богатый аристократ, выросший в определенных кругах, с определенным мировоззрением, увлеклись концепцией свободы?

— Случилось так, госпожа Хоткинс, что когда мне было десять, мой отец в пылу ярости убил человека за то, что тот украл две серебряные ложки. Этот человек, в свое время, был продан отцу. Он был рабом, вещью. Как вы знаете, иметь подневольных — это норма для высшей аристократии.

Пришло понимание того, что человек, сидящий напротив, интересней и глубже, чем я могла представить. И он, определенно, располагает к себе. С ним хочется говорить.

— И вы считаете, что каждый человек обладает свободой?

— Да. Свободой мыслить, поступать и распоряжаться собой, как ему хочется.

— И даже крестьяне, вспахивающие вашу землю?

— Они в первую очередь.

— Безграничная свобода, как медаль, имеет две стороны. Когда человек имеет право поступать так, как ему заблагорассудится, это может закончиться печально.

— Свободу может ограничить только закон. Справедливый закон. А сейчас эта привилегия отдана людям. Ни один человек не может распоряжаться другим.

— Не могу с этим спорить.

Он улыбнулся, и мое сердце судорожно забилось. А ведь этот мужчина довольно… привлекателен, особенно тогда, когда улыбается. Впрочем, сейчас мне стоит думать вовсе не об этом.

— Госпожа Хоткинс, вы позволите тоже задать вам несколько вопросов?

— Конечно, позволю.

— Что заставило вас стать защитником?

— О, ваше сиятельство, это очень просто: мои прадед, дед и отец занимались правом. Я выросла с твердым убеждением пойти по их стопам.

— Это было в детстве. Сейчас вам двадцать пять, и вы до сих пор мечтаете об этом?

— Еще сильнее, чем раньше.

— И все-таки вы остаетесь, зная, что ваша мечта из-за этого может не осуществится.

— Хороший защитник не отказывается от своего клиента и не бежит от трудностей.

— Вы умеете держать удар, я вижу. Расскажите о себе еще что-нибудь, — под его взглядом мне вдруг сделалось неуютно.

— Даже и не знаю. Я, допустим, не люблю магию. Она меня пугает, как и все потустороннее. Я знаю, что морты когда-то обладали магией, но сейчас утратили этот дар. А еще я чудачка по больше вашего. Меня в университете звали бумажной королевой, потому что я постоянно рылась в архиве и таскала с собой книги. Да я до сих пор так делаю.

— Это очень мило… — отозвался мужчина, не спуская с меня взгляда.

И между нами вдруг повисло молчание, такое неловкое и странное, что я почувствовала себя уязвимой.

Де Вер взглянул на часы.

— Мне пора идти, госпожа Хоткинс. Надеюсь, вечером за ужином вы составите мне компанию?

Я тоже посмотрела на часы и поразилась, что мы проговорили целый час.

— Боюсь, сегодня я оставлю вас в одиночестве. Я должна заглянуть в библиотеку.

— Хорошо, но прошу на завтра ничего не планировать.

— На целый день?

— На целый день.

— Договорились. Что ж, была рада познакомиться, — я поднялась и снова протянула ему руку.

Де Вер тоже поднялся, ответил рукопожатием. Нас разделял стол, но я все равно почувствовала изысканный тонкий запах его парфюма, который мне определенно понравился.

Пока я шла к двери, спиной чувствовала взгляд де Вера и боялась наступить на подол юбки. Выйдя, перевела дыхание и встретила понимающий взгляд дворецкого.

— Госпожа Хоткинс, вас проводить? — поинтересовался он.

— Да, пожалуйста... Как пройти в библиотеку?

Глава 5

Стола оказалось мало. Я расположилась на полу, разложив вокруг себя книги. Кодекс короля Луи четвертого пестрил закладками.

Когда стало темнеть, я зажгла свечи, расставила их по периметру. Лиззи время от времени заглядывала ко мне с вопросом, не желаю ли я отужинать, и дождалась лишь того, что я закрыла дверь изнутри. Я не любила отвлекаться от