Читать книгу - "Её ванильное лето - Оксана Хващевская"

На следующий день, после того как он выследил ее в кустах орешника, Маша отправилась на встречу с друзьями и наплела им такое… Ребята, конечно, перепугались и на несколько дней, во избежание опасностей, вообще залегли на дно. Они не встречались, а Сафронов не давал каких-то конкретных указаний. Вернее, теперь он мог дать ей всего лишь одно, которое позволило бы парням вернуться в деревню. Но с этим мужчина не торопился. И Машка, злясь все больше, отчетливо понимала, что он просто ловко припер ее к стенке. Даже родителям никогда подобное не удавалось, а он… Но бесило Машу другое. Он заставлял ее сидеть по вечерам дома, сам же ночи напролет проводил с местными девками. Впрочем, даже если бы она и захотела, сходить ей все равно было не к кому. Кроме ребят у Маши не было друзей в Васильково.

Лигорская ревновала Вадима и ничего не могла с этим поделать. Лежа ночами без сна, думала о нем, вспоминала те волшебные мгновения их близости, и ей хотелось кричать и топать ногами от злости, ревности и безысходности. Интуиция подсказывала ей, что больше они не повторятся. За все эти дни он ни разу не посмотрел на нее. Вернее, Сафронов следил за ней взглядом, но ни разу его серые глаза не зажглись нежностью и теплотой, в них не вспыхнули искорки смеха и неприкрытого желания, которое вызывало в ней сладостную волну чувственного возбуждения. Теперь его взгляд казался странно застывшим, пустым, не выражающим ничего. Маша встречала его и чувствовала, как ее передергивало, и тут же спешила отвернуться.

Лигорская опустилась рядом с бабой Антолей и прислонилась виском к теплым шершавым бревнам, из которых был сложен дом. Лениво отмахиваясь от назойливых мух, она из-под опущенных ресниц потихоньку наблюдала за Сафроновым. Он был в одних шортах и босиком. Загорелая кожа блестела от пота, который струйками стекал по лицу и шее, теряясь в золотистых завитках на груди. То и дело, выпрямляясь, он пытался обтереть лицо тыльной стороной ладони, но этого надолго не хватало. Июль выдался сухим и жарким. Мужчина останавливался передохнуть всего на несколько секунд, потом снова принимался за работу. Мышцы играли на его руках, и девушка, невольно любуясь им, думала о том, что Вадиму, наверное, трудно и непривычно заниматься тяжелым деревенским трудом, но он не жаловался, а второй день колол и складывал дрова.

Маша тосковала по нему. Ей так не хватало его улыбок, разговоров, подтруниваний, прикосновений, поцелуев! В вакууме отчужденности девушке было холодно и пусто.

— Бабушка, а чего он не заходит? — несколько рассеянно спросила она, думая о другом.

Единственный сын бабы Антоли, Савелий, — тот самый, которому в детстве рассказали о кладе, — жил в Васильково, только на другом конце деревни. И за все свои двадцать лет она видела его лишь однажды — на юбилее бабули, и то жена скоро увела его домой.

— Дык яна не пускае яго, Машуня! Кажа, што я старая ведзьма, і не пускае! А ён слухае яе і не ідзе! — со слезами в голосе и давней, не проходящей болью ответила старушка.

— Ну он, вообще-то, не ребенок маленький! Ему-то уже за шестьдесят! Наподдал бы ей и пришел, если бы хотел!

— Ага, мая ўнучачка, хіба ж ёй паддасі? Прыб'е… Раз во было, ішоў з фермы, калі працаваў яшчэ і каровы был! там. Зіма тады лютая стаяла. Снегу ў пояс. I зайшоў да мяне. Замерз, бедны, аж сіні. Сеў у пярэдняй хаце ды як загалосіць! Не магу больш, кажа, так жыць! Заела зусім! А я і сама з ім плачу… Ён жа ў мяне адзін сынок! А яна крутога нораву, не пацерпіць гэтага. Я яго пакарміла, выпіць дала, каб сагрэўся. Толькі ён закурыў, як яна прыляцела. Я на дзверы стала, дык яна мне ў грудзіну як дала, я і ўпала. А яго загрудкі згрэбла і на вуліцу вытаўкла! Ён жа без адзежы, а там холад сабачы! Яна яго ў двары ў сумёт паваліла і — мордай у снег, a ў яго кроў з носу як хлыне… — бабушка на мгновение замолчала и утерла кончиком платка слезу, скатившуюся по морщинистой щеке. — А я ў акно глядзела і ўсё бычыла. Тады яна па вёсцы слух пусціла, што я развесц! іх хацела!

— Ну ведьма! А что же он, бабуль, на ней женился? Или в молодости она не была такой? — спросила Маша.

— Ды дзе там, Машунь! Яна ж за яго старэйшая на колькі гадоў! Ён зусім малады быў, только з арміі прыйшоў. Тыды ж ні выпіўкі не было, ні пяпярос. А яна дзесь купляла і яго прыманьвала гэтым. Я вельмі не хацела, каб яны жаніліся. А тыды дзетк! пайшл!…. Яны ж у мяне жылі, пакуль хату сваю не паставілі. Я ж іх маленькіх гадавала і шкадавала, a яны і забыліся на бабу цяпер! — баба Антоля замолчала и погрузилась в свои мысли.

А Маша подумала о том, что ей совсем не жаль деда Савву. Он бабушке не помогал и не жалел ее, как она того заслуживала, боясь своей мегеры-жены. А ведь всего-то и нужно было поставить ее на место, чтобы она раз и навсегда уразумела, кто в доме хозяин, и поджала хвост.

Еще один летний день клонился к закату. Солнце опускалось за грушу, заливая окрестности густым золотисто-багряным светом, но вечер не принес долгожданной прохлады. Вот уже недели две не было дождей.

— Душна сёння, як бы навальніцы ўночы не было! — пробормотала бабушка себе под нос и стала тяжело подниматься.

Маша поддержала ее, сама же так и осталась сидеть на крыльце.

— Пайду, мая ўнучачка, мо што на вячэру чалавеку гэтаму збяру, а ты палі яму, а то сапрэў увесь! Зараз ручнік прынясу.

Баба Антоля ушла в дом, а потом вернулась со льняным полотенцем, которое и протянула девушке. Сафронов продолжал рубить дрова, а Маша сидела не двигаясь…

Только когда мужчина выпрямился и отложил топор, Лигорская поднялась и подошла к нему.

— Баба Антоля просила передать, — сказала она, протягивая ему полотенце.

Мужчина смотрел на нее, не торопясь, однако, взять рушник. Он искал ее взгляд, а она упорно его отводила.

— Как дела? — зачем-то спросил Сафронов после минутного молчания и потянулся за полотенцем.

Девушка вскинула глаза и взглянула на него. Сафронов смотрел на нее, чуть наклонив голову, перекладывая полотенце из одной руки в другую. Он остановил взгляд на уголке