Читать книгу - "Её ванильное лето - Оксана Хващевская"

Они шли по лугу, ощетинившемуся остатками скошенной травы, пробираясь сквозь колышущиеся волны дыма, который устилал все вокруг. И запах сена запутывался в нем. Яркий свет звезд рассеивал темную августовскую ночь. Они были очень близко, обступали со всех сторон. Казалось, стоит протянуть руку — и можно коснуться их. Все звуки смолкли. Даже ночные птицы уснули. Время близилось к полуночи…

Маша вздрогнула, когда поток теплого воздуха сменился холодным. А Сафронов неожиданно остановился, обернулся и притянул ее к себе. Лигорская уткнулась лицом в его грудь и зажмурилась. Ее бил нервный озноб. Мужчина крепче прижал ее, обхватив руками плечи, и на мгновение Маше почудилось, как его губы коснулись ее волос.

Мужчина обнимал ее и молчал. Разговаривать не хотелось. Да и к чему сейчас слова? Они ведь, в общем-то, уже ничего не значили. Он хотел ее и был уверен, что их желание взаимно. Ему ведь и невдомек было, что Маше как раз есть что сказать, вот только как это сделать, она не знала. Девушка хотела заговорить, но слова не шли с языка. Вот так, молча обнявшись, они постояли немного, а потом он подхватил Машу на руки и опустился с ней в копу сена.

Мужчина не разомкнул объятий, просто чуть отстранился…

— Хорошо здесь, правда? — негромко сказал он.

— Да, очень! — хрипловато отозвалась она в ответ.

— Останешься здесь со мной до утра?

Лигорская кивнула и пододвинулась ближе. Можно было сколько угодно обманывать себя, но стоило ему оказаться рядом, коснуться ее, как все здравые доводы летели в пропасть. Она прижалась к его груди и зажмурилась. Господи, как же она соскучилась! Как жила все эти дни без него? Как собиралась прожить без него всю жизнь, уехав и обо всем забыв? Ведь это невозможно!

Его пальцы легко касались ее обнаженных рук, вызывая учащенное сердцебиение и всплеск чувственного пронзительного удовольствия. Девушка потерлась щекой о его футболку, вдыхая особенный запах, необходимый ей как воздух. Маша дышала им и чувствовала, что ей не хочется больше ничего. Его горячее дыхание шевелило выбившиеся из прически пряди волос. Подняв голову, в ярком свете близких звезд Лигорская увидела его глаза, неотрывно смотревшие на нее. В них плескалось безудержное желание, оно опаляло, бросая то в жар, то в холод. Он что-то негромко говорил, и звуки его голоса — негромкие, хрипловатые, пронизанные улыбкой и теплом — как будто проходили сквозь нее, лишая воли, будоража и вызывая слезы. Он только с ней говорил с такими вот особенными интонациями, чарующими ее… Все это было каким-то чувственным наваждением, умелым сознательным гипнозом, особым видом наркотика, ядом, разливающимся по венам. Любовью…

Она ведь любила его…

Маша судорожно сглотнула подступившие слезы. Это стало открытие для нее, но не вызвало внутреннего протеста. Наоборот, вдруг стало все неважно. Вся ее жизнь, мечты, стремления, амбициозные планы больше не имели значения. Маша прижималась к нему, ощущая, как бьется его сердце. Теперь она знала: за то, чтобы слышать это сердцебиение, чувствовать тепло сильных рук, она готова без сожалений расстаться со всем, чем жила до встречи с ним. Безусловно, в их случае компромиссы невозможны. Что ж, она готова принять все, только чтобы быть с ним и их ребенком. Все стало просто и понятно. Она слабо улыбнулась в темноте. Осталось только сказать ему обо всем.

— Я уезжаю завтра! — вдруг сказал Вадим, почти касаясь ее губ. — Может быть, и не следовало бы, но все же я не мог уехать и не проститься с тобой. Понимаю, это бессмысленно, как, собственно, и все, что было между нами, но что скрывать: я всегда хотел тебя. Кажется, с той первой минуты, когда увидел мокрую у пруда… И пусть ты была и есть несносной рыжей ведьмой, в постели нам с тобой было хорошо. Вряд ли мы встретимся когда-нибудь снова. Все свои дела мы сворачиваем, ведь ничего мало-мальски ценного здесь больше нет. Оставаться нет смысла!

Он говорил со свойственной ему легкостью и беззаботностью. А Машка как будто окаменела вся. Мысли разбегались. Сердце гулко и тревожно билось где-то в области горла, отдаваясь тяжелыми ударами в висках.

Он уезжал. Она не нужна ему. Он не любил. И продолжения не будет.

Высвободившись из его рук, девушка села и прижала ладони ко лбу. Господи! И что теперь делать?

Спазмы сдавили горло. Боль и обида заставили сердце тоскливо заныть. Слезы обожгли ресницы. Надо сказать о беременности! Но как жалко и унизительно пытаться удержать его с помощью ребенка! Хотя сейчас Маше даже на это было плевать. Она не могла думать о собственной гордости и самолюбии! Он нужен был ей…

— Что-то случилось, радость моя? — спросил Сафронов, приподнимаясь.

— Случилось… — сдавленно и негромко проговорила она, чувствуя подступившие слезы. — Я должна тебе что-то сказать.

— Скажи.

— Я не знаю как…

— Словами.

Машка зажмурилась, пытаясь не заплакать.

— Так что случилось, Маш? — снова повторил он, нарушая возникшее молчание.

— У меня будет ребенок, — прошептала она.

— Да неужели? — недоверчиво протянул мужчина. — Вот уж действительно новость. Ты уверена? Да уж.

Вадиму потребовалось несколько секунд, чтобы овладеть собой, справившись с удивлением и замешательством. Когда он заговорил вновь, его голос звучал по-прежнему ровно и уверенно. Правда, в нем уже не было нежных, теплых ноток и улыбки.

— И что ты, Мария Николаевна, собираешься с этим делать? Насколько я понимаю, ребенок не входил в твои грандиозные планы относительно собственного будущего! И вообще какой тебе ребенок? Ты сама — несмышленое вредное дитя! Хоть знаешь, от кого он? — в его голосе слышались прежние ирония и издевка.

— От тебя! — произнесла она, не оборачиваясь.

А Сафронов негромко присвистнул и рассмеялся.

— Ну конечно! Ты так уверена в этом? — весело спросил он.

А Маша не понимала, отчего он веселится.

— Да, я уверена!

— А я вот твоей уверенности не разделяю! Да ладно, Машка, брось, мы ведь взрослые люди! Ты же спала не только со мной. Надеюсь, отрицать не станешь? Да и я не хранил тебе верность. Мы ничего не обещали друг другу, хоть и провели вместе несколько незабываемых ночей. Но отвечать за чью-то неосмотрительность я не собираюсь! Хотя по-человечески я тебя прекрасно понимаю. Не один из этих твоих дружков-шалопаев не способен взять на себя ответственность за ребенка. Лучший вариант — повесить его на меня! Но со мной такие штуки не прокатят, радость моя, извини! — он говорил и улыбался, а ей чудился