Читать книгу - "Я наблюдал за тобой - Стейси Рум"

дерьма! Не смей ничего говорить ни о Германе, ни о Туре. И никогда больше ко мне не подходи. И свои гребаные бумажки тоже засунь себе куда подальше! Имей уважение к Туре хотя бы потому, что он был твоим другом. Даже если все эти годы ты ему завидовал и мечтал оказаться на его месте.

Я сделала два шага назад, поворачиваясь к нему спиной и всем видом давая понять, что на этом разговор окончен.

– Развяжи его, Герман.

Я слышала за спиной возню и шум распутывающихся верёвок, но больше не хотела смотреть на это. На душе зияла и кровоточила огромная рана; слёзы рекой стекали по щекам и, падая на куртку, замерзали и превращались в сотни маленьких льдинок.

– А знаешь, Даша, – услышала голос за спиной я, – в этом лесу я собирал клюкву для матери. Она приехала ко мне несколько дней назад, а вчера заболела. Но откуда тебе это знать? Ведь ты никогда не интересовалась, как у меня дела и что происходит в моей жизни. Ромыча можно использовать только как жилетку! И кто после этого из нас предатель, Даша?

– Уходи, Рома, – процедила сквозь зубы я, – уходи!

– Если ты подумала, что это реально я писал тебе все эти записки, то ты просто полная дура! Иди ты к черту, Даша!

И вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь хрустом свежего снега вперемешку с сухими листьями под ботинками Ромыча. Он уходил.

Я почувствовала руку на своём плече, но оборачиваться не стала. Рана кровоточила все сильнее.

– Я не знаю, что сказать тебе, Даша, – тихо произнёс Герман. – Не знаю, что вообще нужно говорить в таких ситуациях. Но только дай мне знак, и я сделаю все, что ты скажешь. Хочешь, я догоню его? Хочешь, набью ему морду?

– Не надо, Герман, – сквозь слёзы улыбнулась я. Это была горькая улыбка, полная отчаяния и обиды.

Ничего больше не говоря, он обнял меня со спины. Крепко, прижимаясь своей щекой к моей, забирая всю мою боль.

Домой шли молча. Каждый думал о чем-то своём. Не сговариваясь, точкой назначения мы выбрали его дом – возвращаться к себе не хотелось. Хотелось остаться с Германом. Среди всего того дерьма, что происходило в моей жизни, он был единственной искоркой, приносившей радость и позволявшей не утратить веру в человечество.

Глава 25

ДАША

Вместе с вечерними сумерками на землю крупными хлопьями опускался снег. Вернувшись домой, я первым делом скинула дурацкий горнолыжный костюм, который в один миг вдруг стал казаться тесным и неудобным. Герман же сразу отправился на кухню: зашумел чайник, что-то загремело в холодильнике.

За время нашей лесной вылазки я порядком продрогла, поэтому, с удовольствием укутавшись в мягкий плед Германа, легла на диван и свернулась калачиком. Этот дом был уютным, тёплым, он даже стал казаться мне почти родным, но сейчас все это не имело значения. Я видела лишь черно-белые краски и безысходную пустоту. Вся жизнь казалась именно такой. Меня бросил парень. Потом он умер. После чего кто-то стал не только присылать записки от его имени, но и делать действительно ужасные вещи. Он порвал мою любимую игрушку. Убил мою кошку. А на десерт – оказывается, вполне вероятно, что этот «кто-то» – мой лучший друг. Никому не пожелаю такого «счастья».

– Ты совсем замёрзла, – констатировал Герман, присаживаясь рядом и нежно поглаживая разметавшиеся по подушке волосы. – Чайник скоро закипит.

– Как думаешь, это действительно Ромыч? Я имею ввиду…делает все это?

– Я не знаю, Даша. Честно не знаю. Это может быть он, но точно с такой же вероятностью может быть и не он. Вся эта история с мамой и клюквой звучит как бред. К тому же, аноним действительно много о тебе знает. Столько, сколько может знать только близкий человек. Такой как Ромыч. Но… Не знаю, в то же время я не верю, что он вообще на такое способен.

– Вика сказала, что Ромыч влюблён в меня. Он мог ревновать к Туре.

– Время покажет. Если это Рома, то вряд ли он скоро как-то проявит себя.

– Но он может наоборот сделать это специально, чтобы отвести подозрения!

– Это глупо. Он понимает, что сейчас мы будем особенно внимательны.

– Черт, не могу больше думать об этом! Ненавижу!

От злости я пнула лежащую в ногах подушку.

– Чайник закипел, – с тёплом в голосе сообщил Герман. – Я приготовил заварку твоего любимого имбирного чая. И у меня есть для тебя еще кое-что.

Пришлось все-таки покинуть свой уютный домик из пледа и проследовать за ним на кухню, где царил приятный аромат имбиря, а на тумбе стояла гигантская банка «Нутеллы».

– Папа всегда давал мне шоколадную пасту, когда я грустил. Разрешал есть хоть столовыми ложками или даже прямо руками. Ты не поверишь, но так действительно вкуснее! Мама, конечно же, всегда ругалась. А он тайно подзывал меня к себе и вручал целую банку. Эта «Нутелла» вся твоя. И если она сделает твоё настроение лучше хоть на самую малость, значит, все не зря.

И хотя прежде улыбаться мне совершенно не хотелось, сейчас я просто не могла сдержаться. Я обожала шоколадную пасту. И, когда ваша жизнь катится не пойми куда, но у вас есть гигантская банка «Нутеллы» – в этом мире еще не все потеряно.

– Герман, – я с удовольствием облизала палец, которым зачерпнула большую порцию пасты, и тут же посерьёзнела, – ты объезжал адреса, которые мы нашли?

Мне вдруг захотелось сменить тему и хотя бы ненадолго перестать думать об анониме и том факте, что им мог оказаться Ромыч. Но Герман лишь отрицательно покачал головой.

– Но почему?

– Я…я не знаю. Я боюсь. Не знаю, что делать, когда туда приеду. Что я ему скажу? Здравствуй, папа, я твой блудный сын? Может быть, он вообще не хочет меня видеть? Или уже давно умер?

– Нет. Он жив, я это чувствую. И определённо будет только рад увидеть тебя.

– Все это так сложно, – тяжело вздохнув, Герман закрыл лицо руками.

– Это проще, чем кажется, – с этими словами я спрыгнула с кухонной тумбы, на которой сидела все это время, и подошла к нему. Нас разделяли считанные сантиметры. – Мы поедем вместе. Я буду рядом. Если, конечно, тебе это будет нужно. Только не сдавайся, слышишь меня, Герман? Не сдавайся!

Я отодвинула его руки от лица и заставила посмотреть мне в глаза. И, казалось, в тот момент я увидела в них все: боль, тоску, одиночество и…что-то еще. Что-то тёплое, сокровенное, как огонёк маленькой свечи. В его глазах горел свет.