Читать книгу - "Счастливы вместе - Мари Соль"

Людочка, точнее, свекровь, словно фея, порхает по кухне. Она уже в платье, но в фартуке, чтобы его не запачкать. Люрекс струится по телу, маскируя всё лишнее и добавляя изящества плотной фигуре.

Я в кремовом, с голой спиной, но до самого пола. Ощущаю себя королевой. Так Ромик сказал…

— Ой, ну не льсти мне, Ларис! — восклицает Людмила Андреевна. Вынимает из баночки, ложкой, икру.

— Люд, — окликает соседка, — А дай мне телефончик… Ну, той девочки! Помнишь?

— Какой? — жирным слоем кладёт на подложку из масла.

— Ну, той! — с деликатным смешком произносит Лариса, — Что готовит на дому, и лепит там всякое.

Людмила Андреевна застывает. Икринка падает с ложки на стол:

— Какое такое, всякое? Я ничего не знаю об этом! — отрицает встревоженным тоном.

Соседка бледнеет:

— Ну, как же? Ведь ты же сама говорила — возьму телефон. Не взяла?

— Ты меня с кем-то путаешь, Лара! — строго бросает Людмила Андреевна через плечо, и продолжает свою процедуру.

— Ну, как же? — смущается та, — Ведь ты же сама говорила — она и печёт и строгает салаты.

— Ларис, ты таблетки для памяти пьёшь, или бросила? — произносит свекровь, — А то Ярик тебе раздобудет, ты только скажи.

Я понимаю, что зря очутилась здесь в этот коварный момент. Третий лишний, свидетель. И лучше скорее уйти! Издаю робкий возглас:

— Пойду-ка я мужа найду.

— Да, да, деточка, сходи, — одобряет Людмила Андревна, — И салат прихвати!

Уже выходя, слышу шипение двух голосов. Очевидно, я вовремя смылась. Того и гляди, вспыхнет драка! Надеюсь, сегодня без жертв?

Зал наряжен. И ёлка стоит прямо здесь. Не настоящая, правда. Но выглядит очень красиво! Стоит сказать, что снаружи растёт настоящая ель, выше дома. И, чтобы её нарядить, нужно вызвать подъёмник. Что свёкор и сделал! Желая дать почву для зависти всем, нарядил до середины, и даже гирлянду повесил. Которую видно ещё с кольцевой.

В этом все они, Окуни! С одной стороны посмотреть — хлебосольные, щедрые, вечно готовы прийти и помочь. Но с другой стороны, нет семейки, чьи «козы» способны дать фору чете Окуней. По умению бить ювелирным копытцем, по привычке пускать пыль в глаза, им равных нет, во всём Питере. Думаю, и за его пределами тоже.

Этим Ромик меня в своё время и взял. Просто взял, своим редким напором! Он тогда ещё был старшекурсником. Но тратил стипендию, всю до копейки, на атрибуты раздолья — цветы, рестораны, подарки и жесты, способные сделать меня безотказной. Подруги восторженно ахали, видя огромную связку шаров, принесённую кем-то в разгар нашей лекции. На каждом из шариков был мой портрет! О, как же мы вместе смеялись, когда они стали сдуваться…

А однажды, устроил мне «дождь из конфет». Подвесил мешок на одну из ветвей крупной липы. Сам засел за стволом. И в момент, когда я проходила, открыл. Мы с девчонками так верещали, что сбежался весь дом. И детвора расхватала конфеты! Мне досталась одна. Зато самая вкусная. Я ещё долго хранила её в своей сумочке. Пока муравьи не нашли…

В целом, много чего у нас в прошлом. Много памятных, ярких минут. Как много и боли, обид и претензий. Мы, кстати, послали Егору цветы. Написали в открытке: «Спасибо, Егор! Ты был прав. Рома и Рита, тугезер[1]». Потому что, мне кажется, это и был его план. Сплотить нас в борьбе против общего «недруга». Вот мы и сплотились! Потом неожиданно сблизились. А теперь вот, живём.

Ромик стоит с мужиками. Здесь, кроме Вовки и Севушки, все старше его. Говорят о рыбалке, как я поняла. Он, увидев меня, отвлекается:

— Пойдём, кое-что покажу, — берёт меня за руку, и ведёт за собой, по изогнутой лестнице вверх.

— Мы куда? — уточняю я, — В спальню?

— Увидишь, — загадочно шепчет супруг.

— Ром, я нарядная, слышишь? Меня нельзя мять! — предупреждаю его.

— Да не буду я мять, — отзывается он, — Чуть потискаю…

— Рома! — пытаюсь я выдернуть руку.

— Бузыкина, молча иди! — тащит он.

Мы приходим наверх, где почти не слышны голоса. Так и знала, что он приведёт меня в спальню!

— Ром, — застываю у двери.

— Открой, — призывает меня.

Я со вздохом давлю на красивую ручку. Вхожу. Вижу стену, кровать и торшер. Всё изящно, красиво. Уютное кресло в углу. И кровать аккуратно застелена. Тут мы останемся на ночь. Дети будут в соседних. Родители спят на втором этаже…

— И? — восклицаю.

Окунев хмурится:

— Ничего не замечаешь? Оглянись ещё раз.

Закатив глаза, я повинуюсь. Но ничего не заметив, опять поднимаю глаза на него.

— Бузыкина, ну ты слепая, конечно! — вздыхает мой муж и подходит к кровати. На ней (как же я не заметила?) два билета. В кино? Он берёт их, суёт мне, — С новым годом, родная.

Я удивлённо смотрю на картонки из глянца. На них вижу знак «Роза-Хутор». Инвайт на двоих. Так и написано ниже! И фото, где снег, как у нас за окном. Только домик во много раз больше.

— Я подумал, мож на каникулах в горы смотаемся? Дней на пять, — он прижимается сзади.

Я опускаю билеты:

— Вдвоём?

— Ты хотела вдвоём? — произносит растеряно.

— Нет! — говорю, — В смысле, да. Только дети…

— Они, если что, тоже с нами поедут. Севка давно говорил мне про горные лыжи. А Сонька… Та за любой кипишь! — тихо делится он.

— А почему тут написано — два? — уточняю, опять посмотрев на путёвку в заснеженный рай.

— Ну, — Ромик нежно меня обнимает, — Остальные два ждут на кроватях, пока их найдут.

— Ром, — улыбаюсь я.

Он утыкается носом в меня:

— Будем глинтвейн пить и любоваться камином. А днём будем ездить на лыжах, — шепчет в шею. Мурашки бегут по спине…

— Ты же знаешь, что я не умею, — говорю я с обидой. Когда в прошлый раз ездили, я даже встать побоялась на них.

— Значит, будешь на детской трассе, вместе с Сонькой. А мы с Севкой, как два мужика, на мужской, — обнимает меня.

Я секунду мечтаю, как это случится. В уме составляю список, что взять с собой. Неожиданно Ромка бросает:

— Прости меня, Рит.

— За что? — шепчу я, повернув к нему голову.

— Да за всё, — произносит он с болью.

Он красивый сегодня. Побрился, постригся. В рубашке свободной, в широких штанах. Опять сменил стиль на привычный. Такой, какой нравится мне.

— Тогда и ты меня прости, ладно? — говорю, держа слёзы внутри.

Он усмехается:

— Ладно, замётано.

Мы обнимаемся:

— Ром, — говорю еле слышно.

Он отзывается:

— М?

— А у тебя…, - не решаюсь спросить, — Что у тебя с этой Зоей?

Он молчит,