Читать книгу - "Запрещенные слова. Том 2 - Айя Субботина"

Мы занимаемся любовью прямо здесь, в этой тихой, темной воде, под миллиардами равнодушных звезд. Его тело – горячее, сильное, крепкое, мое – податливое, отзывчивое, жаждущее. И все снова максимально идеально.

Дорога обратно в город – как медленное, мучительное возвращение из рая в ад. Каждый километр, приближающий нас к цивилизации, отзывается во мне тупой, ноющей болью.

Не хочу, господи. Как капризный ребенок - просто не хочу.

Не хочу возвращаться в свою пустую квартиру, в свою войну с Резником, в свою жизнь, где нет его.

Когда до моего дома остаются считанные кварталы, я уже просто плюю на все и просто таращусь на профиль Дубровского, на его сильные руки на руле, и отчаянно пытаюсь запомнить каждую деталь, каждую пору на коже. Ловлю себя на мысли, что мне невыносимо тяжело с ним прощаться. Даже на одну ночь. Даже на час.

Он паркуется у моего подъезда. Глушит мотор. Тишина, которая еще вчера была моим союзником, теперь становится врагом. Она как будто кричит о неизбежности расставания.

А мне правда - так больно, что приходится сцепить пальцы и зубы.

— Ну вот, - с облегчением слышу в его голосе нотки грусти. Значит, я не одна в этом. - Приехали.

Не могу заставить себя пошевелиться. Просто сижу и смотрю.

Остро, внезапно и отчаянно, осознаю обрушившуюся на меня любовь.

Хочу сказать ему об этом, но Слава наклоняется, берет мое лицо в ладони и большими пальцами нежно - удивительно, фантастически нежно - поглаживает мои щеки. Снова читает меня как открытую книгу. Или я просто сделала все, чтобы он увидел, что после этой поездки все - совсем иначе. Я как будто вернулась другой из его Бугаево - без половинки сердца.

— Эй, Би, - шепчет, улыбается и смотрит мне в глаза. - Мы вместе, да? Мы. Теперь. Вместе. Я не оставляю тебя, даже не мечтай.

Я пытаюсь улыбнуться, но получается криво.

Понятия не имею, откуда эта паника.

— В среду освобожусь пораньше, - говорит Слава, пока я кусаю губы и мысленно пускаю сопли. - Часов в пять. Можем погулять. Или покататься. Или заберу тебя к себе и заставлю слушать всю мою коллекцию старого рока. Все, что ты захочешь. Договорились? И я все время на связи, Би. Наберу тебя, как только зайду в дом.

— Хорошо, - соглашаюсь, не раздумывая ни секунды.

— Договорились, - он улыбается. Той самой, своей особенной улыбкой, от которой у меня внутри все переворачивается.

Целует - на этот раз осторожно, как будто я кусок сахарной ваты. И нехотя отпускает.

Я выхожу из машины, как во сне. Иду к подъезду, не оглядываясь. Знаю, что он будет стоять там, пока не скроюсь за дверью.

Захожу в свою пустую, холодную квартиру. И только здесь, в оглушительной тишине, я позволяю себе, наконец, признаться.

Я влюблена.

Безнадежно, окончательно, до дрожи в коленях.

И я понятия не имею, что мне теперь с этим делать.

Глава одиннадцатая

Понедельник. Обычно я не люблю понедельники. Они пахнут несбывшимися надеждами на выходные, обжигающим язык кофе и неизбежностью нового витка корпоративной войны.

Но сегодня все по-другому. Я просыпаюсь в своей кровати, но комната до краев наполнена им. Его запах, кажется, впитался в подушки, в одеяло, в сам воздух, хотя Славы здесь не было почти неделю. Но зато он был во мне - буквально, вчера. Все выходные. Пропитал меня собой насквозь. Как будто… боже, его член пометил изнутри и запустил мне под кожу невидимые «дубровские» кровяные тельца, и они живут во мне, щекоча и напоминая о том, кому я теперь принадлежу.

Улыбаюсь, еще не открыв глаз, и чувствую, что даже эта улыбка какая-то обновленная, непривычная. Легкая и беззаботная, кажется, как у девчонки, которая впервые в жизни по-настоящему счастлива.

Дорога на работу, которая еще на прошлой неделе казалась ежедневной пыткой, сегодня - как приятная прогулка. Я еду, опустив крышу «Медузы», и подставляю лицо утреннему солнцу. Музыка из динамиков льется легко и ненавязчиво. Подпеваю, не попадая в ноты, и мне все равно. Впервые за долгое время абсолютно все равно, что подумают другие.

В офисе ловлю на себе удивленные взгляды. И даже не удивляюсь, потому что примерно догадываюсь, как я выгляжу с этим легким румянцем на щеках и блеском в глазах, который даже не стала пытаться скрыть косметикой. Сегодня на мне только немного туши и блеска для губ, но я чувствую себя красоткой на все двести процентов.

Амина встречает с чашкой моего любимого латте и хитрой, всезнающей улыбкой.

— Хорошо выглядишь, Майя, - загадочно улыбается. - Выходные удались?

— Мммм… - Делаю глоток кофе, прокручивая в голове, что именно можно сказать, чтобы не бежать впереди паровоза насчет моего «нового романа». - Просто вдруг оказалось, что загородный воздух очень полезен моим несчастным нервным клеткам.

— Я хочу знать подробности, - говорит моя верная помощница. И уже немного более сдержанным тоном, добавляет: - Кстати, там тебя снова ждет… флористический шедевр.

— Какая неожиданность.

Я уже даже не раздражаюсь. Просто смирилась. Цветочная осада Павла Форварда стала такой же неотъемлемой частью моего рабочего утра, как проверка почты и чашка кофе.

Захожу в кабинет, и мой взгляд равнодушно скользит по новому произведению искусства. На этот раз — огромная корзина с герберами цветами, которая выглядит так, будто ее только что принесли с элитной теплицы. Это красиво. Изысканно. И совершенно бессмысленно.

Особенно потому что подаренный славой букет полевых цветов, стоит у меня на кухне и я молюсь, чтобы произошло чудо и эти цветы жили вечно.

— Амина, ты знаешь, что делать, - говорю, садясь в кресло.

Она кивает, забирает корзину, чтобы, как обычно, разобрать ее на букеты для всех девушек в нашем крыле. Но через несколько минут возвращается - с виноватой улыбкой на губах и тонкой папкой в руке.

— Майя, я… принесла несколько резюме. На мое место.

Я моментально скисаю, издавая самый что ни на есть грустный стон. Знала, что день, когда она уйдет в декрет, вот вот настанет. Но одно дело - знать, и совсем другое - увидеть это вот так, в виде стопки бумаг с чужими именами и фотографиями.

— Уже? — вырывается у меня само собой.

— Угу. Осталось две недели. - Аккуратно кладет папку мне на стол. — Я отобрала лучших. Три