Читать книгу - "Запрещенные слова. Том 2 - Айя Субботина"

по боку, так осторожно, как будто не он минуту назад чуть не вытрахал из меня душу.

— Почти…. - усмехаюсь и ерзаю животом по кровати, - … романтично.

Он смеется. Низко, хрипло. Шершавая ладонь находит мою задницу и еще разок ощутимо ей отвешивает. Я снова взвизгиваю, но мне до чертиков нравится этот собственнический жест.

— Не привыкай, Би, - посмеивается, встает и забрасывает меня на плечо. Тащит в душ, пока я болтаюсь вниз головой и пялюсь на его мускулистую задницу. - Это было в виде исключения. Отсосешь мне, а? Пиздец надо.

— Дубровский! - вспыхиваю, но тут же прыскаю от смеха - смущеннного и счастливого.

— Клянусь, Би, без минета - сдохну!

Мы проводим вместе еще один день, и этот день не похож ни на один другой в моей жизни. Он - как отдельная, маленькая вселенная, существующая по своим собственным законам, где нет места для работы, для проблем и прошлого. Есть только мы и пьянящее, почти нереальное «сейчас».

Сначала Слава везет меня на маленькую, почти игрушечную сыроварню, спрятанную в каком-то тупике дороги, как будто ее нарочно стерли с карты ластиком. Здесь пахнет молоком, травами и дымом. Хозяин, бородатый, похожий на гнома пожилой мужчина, встречает Славу, как родного, хлопает по плечу и тут же выставляет на деревянный стол целую батарею тарелок с сырами. Мы пробуем все: нежную, сливочную страчателлу, которая тает на языке, соленую, упругую качоту, пикантный панир. Я смеюсь, когда Слава, морщась, пробует самый острый сыр и тут же запивает его молоком, как ребенок. Он смотрит на меня, на мои измазанные в сыре пальцы, и в его глазах столько тепла, столько неприкрытого, почти мальчишеского обожания, что у меня перехватывает дыхание. Он покупает мне два огромных куска и маленькое ведерко со страчателлой, абсолютно не обращая внимания на мои протесты. Серебряный взгляд непрозрачно намекает, что если я еще хотя бы раз в его присутствии попытаюсь что-то оплатить сама - сидеть я потом точно не смогу.

Хотя мне нравится, что следы от его ладоней на моих ягодицах приятно горят на коже и ощущаются через одежду сладким трением. Я надеюсь, что они останутся со мной надолго. Гораздо, гораздо дольше, чем закончится сегодняшний день и мы вернемся домой.

Потом мы возвращаемся домой, и Слава разжигает гриль на террасе. Я сижу в плетеном кресле, укутавшись в его огромный, пахнущий им свитер, и смотрю, как Дубровский готовит. Он двигается уверенно, красиво, сильные руки ловко переворачивают стейки, нарезают овощи. Он рассказывает о своей учебе в Швейцарии, о том, как скучал по дому, по нормальной, человеческой еде, о своих сумасшедших студенческих приключениях. Я слушаю, и мне кажется, что я знаю его всю жизнь.

— По твоим рассказам и не скажешь, что ты такой… - Я делаю паузу, не в состоянии подобрать правильное слово, и просто жду, пока Слава ставит передо мной тарелку с дымящимся, ароматным мясом.

— Какой? - Он садится напротив, подперев подбородок рукой, и смотрит на меня с любопытством.

— Раскрепощенный, - выпаливаю, и тут же краснею, потому что доказательство его «раскрепощенности» буквально побаливает у меня между ног.

Слава смеется. Низко, хрипло, так, что у меня мурашки россыпью по рукам и плечам.

— А ты думаешь, я шутил про проклятие? - Качает головой, как будто огорчен от всей души. Но потом улыбается и уже игриво подмигивает: - Я тебя уже сейчас хочу, Би. Жду, пока поешь.

— Чувствуется богатый опыт, - пытаюсь перевести разговор в шутку, но голос становится предательски тихим. Я совсем не против, чтобы он взял меня еще разок прямо сейчас. Даже если мясо безнадежно остынет.

— Богатый опыт? - Запрокидывает голову и хохочет - громко, от души. - Би, тут такое дело… Как там шутят на эту тему? До двадцати лет меня ласкал только ветер.

Я так и застываю с ножом и вилкой в руках.

Поднимаю взгляд, ожидая, конечно же, комментарий про то, что это шутка. Как такое может быть не_шуткой?

— Ты шутишь, да?

— Почему тебя это удивляет? - Снова посмеивается.

Ни намека на смущение. Хотя я почти уверена, что девяносто девять процентов моих знакомых мужчин (или вообще все) не стали бы о таком распространятся. Скорее уж приврали бы про активные любовные похождения начиная лет с шестнадцати.

— Ну… просто… - У меня язык не поворачивается произнести вслух, что он буквально лучший любовник в моей жизни. И что все это как-то не стыкуется с его признанием.

Но Дубровский, кажется, и так понимает причину моей оторопи, потому что качает головой, меняет наши тарелки, отдавая мне свой уже порезанный на удобные ломтики стейк, и говорит:

— Чтобы секс был хорошим, нужна чертовски правильная женщина, Би. В этом вся магия, а не в зарубках на члене.

Странно, но примеряя эти слова на себя, я ни на секунду не думаю о Вольской.

Я вообще ни разу о ней даже не вспомнила за все наши выходные.

Вечером, когда дождь, наконец, прекращается, и над озером повисает сиреневая, туманная дымка, Слава тащит меня к пирсу, чтобы покатать, наконец, на лодке по озеру. Помогает мне сесть, отталкивается от пирса, и мы бесшумно скользим по темной, зеркальной глади. Электрический двигатель работает почти беззвучно, и слышно только, как плещется вода о борта и возня в камышах.

Мы плывем на середину озера. Дубровский глушит мотор, и мы остаемся одни, посреди этой огромной, тихой воды, под бездонным, усыпанным звездами небом.

Это настолько нереально, что я поддаюсь импульсу и поднимаю руку - кажется, что ничего не стоит стащить с неба звезду на память.

— Хочешь искупаться? - спрашивает с чертями во взгляде, уже стаскивая футболку и ероша растрепанные волосы.

— Вода, наверное, ледяная…

— Я тебя согрею.

Следом за футболкой на дно лодки летят шорты. Прежде чем успеваю что-то сказать, Дубровский вытягивается с края и плавно ныряет в воду. Через секунду его мокрая, смеющаяся голова появляется над поверхностью.

— Ну же, Би, не будь трусихой!

Поддаюсь, потому что не поддаться - нереально.

Сбрасываю с себя одежду, оставаясь в одном белье, и прыгаю в эту холодную, обжигающую, манящую темноту. Вода обволакивает так резко, что я на мгновение теряю связь с реальностью. А потом меня находят и притягивают сильные, надежные мужские руки – и я уже абсолютно ничего не боюсь.

Я доверяю. Безоговорочно. Хотя думала, что больше