Читать книгу - "Черный Лотос. Воскрешенный любовью - Иман Кальби"

берегов Нила- основала новое учение. Результатом ее трудов стало масштабное восстановление древнеегипетской религиозной традиции. Как ни парадоксально, но в США эта ересь была принята и даже освобождена от налогов. Любят они собирать под собой всяких ненормальных…– скривился Чернов,– они разрастаются, активно ведут соцсети и интернет, предлагают курсы… В России данное явление стало то и дело давать побеги во второй половине 2000-х годов, но широкого распространения не имеет. Много там надуманного и позерского, ты права. Так или иначе, они есть… Но настораживает другое… Как и любая вольнодумная идея, эта со временем мутировала, дав и отдельные злокачественные метастазы… Появились те, кто решил совместить древнеегипетскую традицию и черную магию, кто начал заманивать людей в свою секту, подкупая их тайными знаниями, которые способны обратить смерть в жизнь, повернуть время вспять… Они возвысили культ древнеегипетского бога тьмы и подземного мира. Они верят в существование магии как силы, которой можно манипулировать для достижения своих целей. Один из их символов- это «зипер»– от древнеегипетского «скарабей», что означает перерождение личности, бессмертие…

– Ты думаешь, есть связь со скарабеем? Этим скарабеем, который был в шоколаде?

Чернов думал.

– Я знаю то, что бедуины никогда бы так не взбудоражились, если бы не знали чего-то особенного. Это не обычная пропаганда, не обычная ценная реликвия, пусть даже с гробницы самого Осириса. Это что-то еще… То, что может иметь действие… Они готовы веками торговать египетскими безделицами, выкопанными из песков, пока те являются лишь частью праха прошлого, но другое дело, если речь заходит о том, что может пробудить древнее… давно забытое и поглощенное пустыней…

– Ты говоришь загадками, Даниил… Я бы даже сказала, такими мистическими загадками, что я даже теряю грань между реальностью и вымыслом. Ты ведь практичный человек. Неужели ты веришь в такую чушь?

– Нет, конечно. Я верю в Иисуса Христа и святую Троицу. И в себя. Вот моя единственная вера. Здесь не про веру, Саша. Здесь про чьи-то подковерные игры на моей территории и моими механизмами, которые мне не нравятся… Опасные игры… В которые каким-то боком зачем-то оказалась вовлечена ты…

– Фаиз знал про этот скарабей. Он торжествовал, когда нашел его… Значит, у него был покупатель? Кому-то же о его передавал?

Чернов поджал губы.

– Мальчишка все отрицает. Настолько рьяно, что даже смешно… Пришлось подправить его идеальную улыбку, выбивая правду. Так что твой поклонничек больше не будет таким безукоризненным внешне…– усмехнулся Черный.

– Выбил? Правду…

– Выбил… Но не верю в нее… Просто доказательства рутинной контрабанды в частную коллекцию- это байка для детей. Меня этим не выкупить, Саша. Будем думать дальше. Ты тоже думай. Я работаю по тем людям, кто приходили к вам в дом с обыском. Пока тоже тупик.

– Отец говорил, они снова наведывались.

Он пожимает плечами.

– Знаю. Просто ищейки. Частная охранная структура. Концы в воде. Официально работают над контролем за утечками и хищениями из музейных фондов. Такие и правда присматривают за всеми именитыми археологами, связанными с миром науки и запасников, но… это тоже ширма, Александра. – он берет меня за подбородок,– я хочу, чтобы ты была очень осторожной, слышишь? Даже если это моя война, я не хочу, чтобы ты пострадала..

– Почему?– голос стали сиплым и густым.

– Ты знаешь почему…– произнес Чернов тихо после паузы. Его глаза почернели. Он придвинулся ближе и коснулся губами,– все изменилось, Саша. Как ты появилось, все изменилось… И я продолжаю сожалеть об этом…

– Ты сожалеешь о нашей встрече?

– Я сожалею за тебя… Не нужен я тебе…– провел нежно по волосам,– если б знал… Что так затянет… Что речь будет уже не просто о Москве и…, я бы не стал тебя забирать…

– А сейчас? Отпустишь? – сказала и почувствовала, как горло кинжалом пронзает.

Его взгляд почернел.

– Не смогу опустить уже, малыш… Поздно… Вот о том и жалею…

Я не понимала этого мужчину… от его слов было больно…

Одно знала точно, вчерашний разговор с Даниилом после беседы с Риммой стал для меня еще более загадочным, чем казалось накануне…

Я вязла в черных песках. Вязла и сама не могла понять, насколько далеко зашла, насколько опасна ситуация. Полная дезориентация.

Глава 33

Бабушкина квартира на Проспекте мира встречает меня особым запахом – старых книг, сухих трав, застоявшейся пыли и чего-то сладковато-выветрившегося, будто хранившегося в коврах еще с советских времен. В этой квартире никто не живет по-настоящему – только по случаю, когда приезжают. И каждый раз она встречает меня со своим холодным молчанием, как давно забытая родственница, которая не простила, что ее оставили и смотрит с укором, стоит вашим глазам пересечься.

Мама ждет меня на кухне. Чайник шумит, на столе блюдце с лимоном. Сажусь, и сразу чувствую – воздух между нами натянут, как струна. Мы и раньше не всегда понимали друг друга, но в последнее время наши разговоры словно прорастают колючками. Все из-за него. Из-за Чернова.

– Саша, – мама начинает без предисловий, – ты должна подумать. Еще не поздно. Остановись.

– Мам, – я тяжело выдыхаю, – ты опять об этом..

– Да, об этом. Ты понимаешь, с кем связалась? Он… – она ищет слово, – он такой же, как твой отец.

– Нет! – перебиваю слишком резко. – Он сложнее. Гораздо сложнее, чем ты себе рисуешь. Да, у него есть темная сторона, но это не делает его «бандитом». И вообще, при чем тут папа?! У меня своя жизнь!

Мама смотрит пристально, будто хочет пробиться сквозь мою уверенность.

– Ты в него влюблена, я вижу. Но страсть – плохой советчик, Саша. Ты думаешь, я не знаю? Я тоже когда-то видела в твоем отце только силу, только свет. А потом…

Она замолкает. И в этом молчании чувствуется столько воспоминаний, что у меня мурашки бегут по коже.

– Мы познакомились, когда он был военным. Оба молодые были, зеленые… – говорит наконец тихо, почти себе. – Красивый был, мерзавец. Немезов всегда привлекал внимание женских глаз… В форме. С фирменной выправкой и бравой уверенностью. Заходил в комнату – и все подбиралась, даже воздух в моих легких, ноги ватными становились. Ты дитя страсти, Саша. Сейчас, как взрослой женщине, я могу тебе это сказать…

Я впервые замечаю, как меняется ее лицо, когда она говорит об отце: не злость, не обида, а мягкая, тягучая ностальгия. Ей даже, кажется, не хватает его. Удивительно. И ведь в отце тоже я поймала те же эмоции. Что бы кто ни говорил, а первая любовь- она такая. Не проходит