Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

печальной – должно быть, овдовела совсем недавно. Пожалуй, ей лет тридцать, решил мистер Дженкинс. Он еще помнил, каким сам был в тридцать, и считал, что это самый приятный возраст. Откашлявшись, он обратился к незнакомке в той особой адвокатской манере, которую у врачей называют умелым обхождением: благожелательное сочувствие и точно отмеренная любезность сочетаются в ней с бесконечной сдержанностью и осмотрительностью. Не думает ли она, что утро выдалось чудесное? – поинтересовался мистер Дженкинс.

Милли рассеянно заметила, что утро и вправду чудесное, потом взглянула на своего собеседника и, увидев перед собой почтенного солидного мужчину в перчатках, с портфелем-дипломатом в руках, спросила, далеко ли от этого места до Эссекс-стрит.

– Эссекс-стрит? Я как раз туда направляюсь, – отозвался мистер Дженкинс, пораженный таким совпадением.

– Это далеко? – повторила Милли, поскольку так и не получила ответа на свой вопрос.

– А это будет зависеть от того, каким шагом идти, – произнес мистер Дженкинс с осторожностью, свойственной людям его профессии. – Путь этот можно пройти, да так обычно и делают, за десять минут, но я бы не советовал и предложил бы одиннадцать, хотя, возможно, даме потребуется чуть больше: скажем, двенадцать.

– Мне нужно быть там в десять часов, – сказала Милли.

– В самом деле? – проговорил мистер Дженкинс, удивленный уже вторым совпадением. И после небольшой заминки, за время которой успел перебрать в уме и взвесить все возможные риски и не найти таковых, прибавил: – И мне тоже. – Он вынул из кармана часы, взглянул на них и нахмурился. – Сейчас как раз без двенадцати минут… нет, простите, без двенадцати с половиной десять. Отсюда до Эссекс-стрит, как я сказал, одиннадцать… ну, двенадцать минут. Если позволите, я покажу дорогу.

– Это было бы весьма кстати – согласилась Милли, поднимаясь со скамьи вслед за джентльменом.

Дальше по набережной Темзы они пошли вместе, и мистер Дженкинс, увлеченный приятной беседой, старался изо всех сил доставить даме удовольствие рассказами о достопримечательностях.

– А это купол собора Святого Павла…

Мистер Дженкинс попытался приноровиться к шагу спутницы и понял, что опоздает на несколько минут, но это уже не имело значения. Такого рода события, как эта прогулка и беседа с приятной незнакомкой, возвращают нам молодость. Мистер Дженкинс уже давно мечтал о каком-нибудь маленьком приключении, только дабы убедиться, что еще не стар. Ничего предосудительного или опрометчивого, разумеется. Дама, ибо, конечно же, речь шла о даме, рассуждал он, должна быть привлекательной и безупречной в глазах общества, эталоном нравственности, ибо мистер Дженкинс питал глубокое отвращение ко всему сомнительному или нечистому. По роду деятельности ему приходилось иметь дело с самыми грубыми свойствами человеческой натуры, и горький опыт научил его, что такое сочетание встречается крайне редко, на извилистых тропах приключения найти его практически невозможно, а уже благопристойное пожалуй, сложно даже представить. И вот он нашел его, совершенно случайно, на скамейке на набережной Виктории.

Обрадованный и слегка взволнованный, он шел рядом с незнакомкой, все говорил и говорил, и чувствовал себя при этом лет на двадцать моложе, ибо мистер Дженкинс достиг того возраста, когда, сбросив меньше, особой разницы уже не ощущаешь. Он просил так мало, поскольку знал, что в его возрасте просить больше – бесполезно, а семейному адвокату с его репутацией, занимающему столь высокое положение, и вовсе рискованно, но эта дама не посрамила бы его, попадись они кому-нибудь на глаза, напротив: такая спутница сделала бы честь любому мужчине, и никто бы не догадался, что мистер Дженкинс даже не знает ее имени. Разве так много он просил? Ему всего лишь хотелось, чтобы какая-то привлекательная дама – конечно, не собственная жена – заинтересовалась им, увидела в нем мужчину, чтобы слушала его и улыбалась. А незнакомка как раз слушала и улыбалась, да так очаровательно, смотрела на него своими удивительными прелестными синими глазами, в которых, как с сочувствием отметил внимательный мистер Дженкинс, еще блестели слезы утраты.

– Простите мне мою бестактность, – заговорил он, когда они переходили улицу, – но, судя по вашему виду… боюсь, вы… нет, еще рано…

Он едва успел схватить спутницу за локоть, когда она шагнула с тротуара на мостовую, где ей грозила верная смерть. Его жена вечно поступала так же, и это его ужасно раздражало, но на сей раз он не почувствовал раздражения, поскольку рядом была не жена. К тому же, выступив в роли защитника, мистер Дженкинс воспользовался возможностью взять даму под руку и перевести через улицу к спасительному тротуару на противоположной стороне.

– Позволительно ли незнакомцу, – все еще поддерживая на всякий случай даму под локоть, спросил он, – выразить вам свои соболезнования?

– Да, вы очень любезны. Спасибо, – прошептала Милли, склонив голову, а мистер Дженкинс подумал: «Голубка, кроткая голубка».

Они ступили на тротуар, дама уже не нуждалась в его опеке, и он неохотно выпустил ее руку.

Представьте себе изумление и смятение мистера Дженкинса, когда, уже подходя к своей конторе, он осведомился у спутницы, какой именно дом на Эссекс-стрит ей нужен, и услышал, что та ищет именно его контору, а сама она не кто иная, как опозоренная и недостойная миссис Эрнест Ботт. Она призналась в этом в ответ на его внезапный вопрос, и в голове его сверкнула вспышка прозрения, словно холодный клинок пронзил его мозг. Ну конечно! Глупец, как же он мог так обмануться! Когда эта новоявленная вдовушка спросила, далеко ли до Эссекс-стрит, он должен был сразу же догадаться, кто она такая. Боже, он ведь ждал ее. Накануне к нему заходил мистер Герберт Ботт и в величайшем волнении расспрашивал, не видел ли ее мистер Дженкинс, не связывалась ли она с ним. Он предупредил, что эта дама наверняка вскоре появится, поскольку у нее нет денег, и просил, когда она придет, передать ей тысячу фунтов, что причитаются ей по завещанию. Мистер Ботт извлек из бумажника банкноты и высказал пожелание, чтобы ей тотчас передали всю сумму (она вернет ему деньги, когда будут улажены необходимые формальности и миссис Ботт вступит в права наследования): нельзя допустить, чтобы она голодала.

Мистер Дженкинс не сомневался и счел своим долгом известить об этом мистера Герберта Ботта, что тысячу фунтов скорее всего никогда ему не вернут, но тот с горячностью отверг это допущение. А еще мистер Ботт попросил в качестве личного одолжения не упоминать при даме о ссуде: пусть та думает, что полученные деньги – ее наследство, – позднее он сам скажет ей правду. Затем к своей просьбе он прибавил еще одну: никто из его братьев, если вдруг зайдут, не должен знать о его