Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

ее были хоть и маленькими, но пухлыми, и таким куда комфортнее в перчатках размера шесть с половиной, нежели шесть с четвертью, поэтому стаскивать их приходилось с трудом.

Стянуть перчатку, словно прилипшую к руке, никак не удавалось, и мистер Дженкинс терпеливо ждал, старательно пряча глаза. Милли раскраснелась, сражаясь с перчаткой, но все ее усилия были напрасны. Пока она тянула тугую лайку, краснела и нервничала, лежавшие у нее на коленях деньги соскользнули на ковер, и мистер Дженкинс, к своему неудовольствию, осознал, что правила приличия вынуждают его подобрать банкноты, но попросту не смог заставить себя это сделать. Нет, он не будет пресмыкаться и ползать в ногах у этой женщины, и он звонком вызвал клерка.

– Ах, спасибо, – смущенно сказала Милли, побагровевшая от попыток одновременно стащить перчатку и взять у секретаря деньги, и по привычке слабо улыбнулась.

Как же она была хороша при этом! Мистер Дженкинс возненавидел ее еще сильнее. Как может это чудовище казаться такой прелестной?

«Змея, – признал он с горечью, сжав губы в тонкую линию. – Змея в обличье голубки».

Глава 8

В Блумсбери Милли вернулась еще до одиннадцати, конверт с тысячей фунтов (девять сотенных банкнот и двадцать пятифунтовых, ибо Берти Ботт все предусмотрел: на первое время ей понадобятся мелкие купюры) покоился у нее на груди, под платьем. Мистер Дженкинс не стал ее задерживать, лишь, заметив как она прячет деньги, с неприязнью подумал: «За пазуху». Поверенный не спросил адрес Милли, поскольку считал, что будет лучше, если никто не узнает, где она остановилась. Пусть эта женщина исчезнет. Семья должна избавиться от нее. Мистер Герберт Ботт просил позвонить ему, как только она появится, уверяя, что должен непременно связаться с ней: дескать, это крайне важно, – но мистер Дженкинс не собирался никому звонить: с какой стати? Не в его правилах потворствовать соответчикам, никогда за ним такого не водилось. Связаться с ней! Надо же такое предложить! Как видно, мистер Герберт Ботт принял его за идиота, если попросил помочь в таком деле. А потому он, когда позвонил – перед самым обедом – и, как всегда, с тревогой в голосе осведомился, нет ли известий о его невестке, получил короткий ответ, что миссис Эрнест Ботт заходила, но уже ушла; вместо дальнейшей реплики, что бы ни собирался высказать мистер Герберт Ботт, последовала гневная вспышка, напоминавшая поначалу приступ кашля и завершившаяся яростной бранью, после чего мистер Дженкинс степенно положил трубку на рычаг.

Милли направилась обратно в пансион, стараясь не думать о мистере Дженкинсе. В ее жизни встреча с ним была лишь эпизодом, но и тот уже остался в прошлом, так что не стоит даже думать о нем. Ведь если задуматься, сколько забот и тревог на нее свалилось, казалось странным, что столь незначительное происшествие так больно ее задело. Но до сих пор никто еще не обращался с Милли так грубо, если, конечно, не считать Эрнеста. Что может быть бестактнее этой внезапной перемены, когда любезная учтивость и открытое желание угодить обращаются вдруг в оскорбительную ледяную вежливость? Должно быть, Эрнест бог знает что наговорил о ней, отсюда и это презрение. Что ж, она не станет об этом думать, а просто прогонит из головы все мысли о нем прочь. Милли безотчетно передернула плечами, словно отряхивалась; назвав Дженкинса просто по фамилии, без обращения «мистер», она испытала мимолетное удовольствие, будто озорной мальчишка, что показывает язык за спиной ни о чем не подозревающего прохожего. Но хоть Милли и держала высоко голову, в глазах ее блестели слезы унижения. О, если бы ей самой довелось встретить грешницу, она не стала бы ее осуждать, сколько доброты и милосердия нашла бы она в себе! Но потом ей пришло в голову, что, возможно, грешницы окружали ее всегда, только оказались умнее ее и не попались, сумели скрыть свои грехи.

В пансион она вернулась почти на полтора часа раньше, чем обещала. Милли жалела о том, что так мало прошло времени: ей не хотелось возвращаться, – и она старалась идти как можно медленнее.

Как обычно, невесть откуда навстречу Милли выскочила управляющая и протянула ей сумку с заверениями, что содержимое она найдет нетронутым. Хозяйка прибавила, что миссис Ле Бон ждет наверху, в своей спальне, и будет рада видеть миссис Ботт, поскольку, похоже, ее немного раздосадовало переданное сообщение.

– Если хотите знать мое мнение, – прибавила хозяйка в заключение.

– А вам случалось когда-нибудь согрешить? – спросила Милли, глядя ей в лицо, и машинально взяла сумку. – Я имела в виду смертные грехи, нарушение хотя бы одной из десяти заповедей, а не просто минутную злость. Вы совершили такой грех?

Хозяйка смотрела на нее в молчаливом раздумье, перебирала в памяти минувшие двадцать лет, и Милли решила, что все эти годы та была не в ладах с Божьими заповедями.

Но нет, она твердо заявила, что не повинна в грехах, а затем горячо заверила, что и на Милли нет греха. Как же она ошибалась! Да и о ком можно с уверенностью сказать, что он безгрешен? Возможно, даже Дженкинс…

Медленно поднимаясь по лестнице, Милли глубоко задумалась и все же вычеркнула Дженкинса из списка грешников, в противном случае он не был бы таким суровым и непримиримым. Правда ли, что совершенный грех смягчает человека, делает милосерднее, внушает сострадание и понимание? Но если это так…

Милли оборвала себя. Все это слишком сложно. В нерешительности помедлив перед дверью в комнату Агаты, она постучала и вошла.

* * *

Агата была очень сердита.

– Я боялась, что ты рассердишься, – виновато пробормотала Милли, неловкими пальцами расстегивая ворот платья, чтобы достать конверт с деньгами.

– Исчезнуть, не сказав ни слова, когда нам предстоит такая важная встреча! – в негодовании вскричала Агата, возвышаясь над ней, словно черный столб.

– Я побывала у поверенного, – сказала Милли.

– Ты?

– Да. И забрала деньги. Вот они. – Милли вытащила конверт. – Здесь тысяча фунтов.

Агата непонимающе смотрела на нее и не двигалась с места.

– Это что, мое наследство?

– Да.

– Моя тысяча фунтов? Их отдали тебе?

– Да. Так ты возьмешь деньги?

Агата схватила конверт и крепко сжала обеими руками, с испугом глядя на Милли, будто чудом избежала ужасного несчастья. В этом драгоценном конверте, который Милли спрятала на груди в складках платья и пронесла по улицам Лондона, где, как известно, полным-полно карманников и нелепые случайности подстерегают на каждом шагу, заключалось ее спасение, ее достоинство, ее счастье, сама ее жизнь.

– Ты шла пешком? – шепотом спросила Агата.

– Да, – отозвалась Милли.

– Милли, ты