Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

выйти за него замуж, ибо нет другого способа искупить содеянное, и все же это ужасно, что святое таинство используют как тряпку, чтобы смыть грех.

Однако иного выхода, похоже, не было. Как еще могли бы эти двое загладить свою вину? Воистину бедный Эрнест проявил милосердие, редкую прозорливость и заботу, когда оставил Милли без средств, ибо, как заключила Агата из нескольких оброненных сестрой фраз, будь у нее деньги, она бы не вышла замуж за любовника и не искупила бы своих прегрешений. Но что, если Милли, выйдя замуж, будет жить счастливо? Какое же это искупление? Агата сокрушенно покачала головой: и все-то в этой жизни шиворот-навыворот.

Она села у окна и посмотрела на звезды, мерцавшие над площадью сквозь ветви деревьев; ей хотелось верить, что все устроится к лучшему. Нельзя изменять своим идеалам, ни при каких обстоятельствах, даже в самые тяжелые времена. Ей вдруг вспомнилось, что в юности (в те давние дни комната служила спальней Милли) они любили сидеть перед сном у этого самого окна и строить волшебные воздушные замки. Как печальна жизнь, да и складывается совсем не так, как нам представляется в юности. В те дни будущее виделось им великолепным, блистательным. Все прекрасное и возвышенное в этом мире казалось достижимым. А как-то ночью Милли – перед глазами Агаты тотчас возникла маленькая фигурка в длинной ночной рубашке – протянула руки к грозовому небу и воскликнула, что взберется на небеса и поймает звезды.

Увы, ее постигло заслуженное наказание, и это лишь справедливо, но вместе с тем и печально. Бедная Милли! Горько видеть, сколь велика перемена: с какими мыслями ехала Агата из Швейцарии в Англию и с каким чувством вернется назад, – но горестнее всего – да поистине трагично! – сознавать, что она никогда больше не увидит Милли, ту Милли, которая существовала лишь в ее воображении. Ее больше нет. Эта глава их жизни, самая длинная, закончилась. Отныне Агата осталась совсем одна. Завтра утром особа, в которую превратилась Милли, пойдет вместе с ней к поверенному забрать наследство, и это будет их последняя встреча. Потом пути их разойдутся навсегда: они распрощаются, чтобы никогда больше не увидеться.

Агата сидела неподвижно, глядя на звезды. Привязанность и доверие, что она пронесла через всю жизнь…

Звезды слегка расплылись, будто подернулись туманом.

Возможно, раз уж им обеим не уснуть этой ночью, ибо какой уж тут сон, стоило бы провести вместе оставшиеся несколько часов и, хотя все уже сказано и говорить больше не о чем, просто посидеть вдвоем. В той особе, в которую превратилась Милли, еще сохранились крупицы добра. Она не выказала зависти, когда речь зашла о завещанном Агате наследстве, и, похоже, искренне за нее радовалась. Да, семя добра еще не погибло в ее душе. Агата смягчилась и даже представила, как поднимется к сестре и скажет: «По всей видимости, Милли, это наша последняя ночь…» А если та снова примется уверять, как не раз твердила, пока рассказывала свою чудовищную историю, что сожалеет о содеянном, то Агата, пожалуй… поцелует ее. В прошлый раз, охваченная негодованием и ужасом, Агата лишь сурово отмахнулась от сестры, но теперь, наверное, поцелует. Да-да, поцелует. Бедная грешная Милли сейчас, должно быть, мечется в постели наверху, не находит себе места. Сестра должна подарить ей прощальный поцелуй, прежде чем они расстанутся навсегда, чтобы никогда больше не встретиться.

Агата зажгла свечу и, подняв ее высоко над головой, поднялась в комнату Милли. Тихо, чтобы не разбудить никого в доме, она открыла дверь, подошла к кровати и заговорила:

– Милли…

Но та осталась глухой и равнодушной, нежное обращение сестры ее не тронуло. Она преспокойно спала крепким, глубоким, бесстыдным сном.

Она безнадежна, совершенно безнадежна, думала Агата, твердо ступая по лестнице к себе в спальню; ее смягчившееся было сердце снова превратилось в кусок льда. Вы только вообразите – эта женщина крепко спит, как ни в чем не бывало! Уснула тотчас же после кошмарной, мучительной сцены, которая привела ее сестру в такой ужас, что она, наверное, никогда больше не сомкнет глаз! Агата задула свечу и с суровой решимостью подсела к окну, чтобы продолжить бдение; ее душила злость, то необычайное раздражение, что возникает, когда благое побуждение наталкивается на препятствие. Она поднялась в комнату сестры, чтобы милосердно даровать ей на прощание свою любовь, но дар ее отвергли. Агата собиралась великодушно предложить сестре немного поспать или хотя бы попытаться уснуть, но, по правде сказать, не ждала, что после всего случившегося та сможет принять ее предложение, и что вы думаете – Милли спокойно спала. Да, воистину сестра ее, вернее, особа, в которую та превратилась, – полностью безнадежна.

Агата только утвердилась в этой мысли, когда, должным образом умывшись, освежив воспаленные глаза холодной водой, спустилась утром к завтраку. Есть ей не хотелось, но она знала, что за завтрак, съеденный или несъеденный, все равно придется заплатить. Внизу ее встретила хозяйка и передала сообщение от Милли: та ушла и просила передать, что вернется не раньше полудня.

Агата с возмущением воззрилась на нее. Что прикажете делать с таким двуличием и изворотливостью? Как понять особу, которая уверяет, что сразу после завтрака отправится вместе с вами по крайне важному делу, а затем ни с того ни с сего исчезает бог знает почему еще до завтрака, сказав лишь, что вернется не раньше полудня? Полудня! Пройдет половина дня, важного, напряженного дня, на который Агата возлагала большие надежды. Она собиралась получить свое наследство и вернуться в Швейцарию с первым же поездом, поскольку все ее планы и надежды рухнули. Конечно, Милли не знала всех подробностей, но, несомненно, должна была понять, что Агата поспешит как можно скорее покинуть место, где так жестоко разуверилась в той, на кого надеялась: в беспутной сестре, покрывшей ее позором. Из-за визита к поверенному на утренние поезда она никак не успевала, а потому рассчитывала сесть на первый же подходящий, хотя бы двухчасовой, который следовал через Лан и Берн. Ей не было нужды заглядывать в железнодорожное расписание. Она знала его наизусть: выучила в те времена, когда еще находились англичане, желавшие приехать в горы и остановиться в отеле Гастона. Их встречали на станции в долине и сажали на мулов. Жизнь с годами менялась, но поезда ходили как прежде: утром в девять и в одиннадцать, а затем в два и в четыре пополудни. Люди, уставшие от Лондона с его грязью и грехами, садились в вагоны и спустя сутки ступали на тихий перрон в Швейцарии и вдыхали чистый и прохладный воздух.