Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

Тысяча фунтов! Ошеломленная, Агата застыла. За всю жизнь ей не доводилось видеть столько денег. Эрнест оставил ей тысячу фунтов, потому что осознал, сколько зла причинил им с Гастоном, и решил искупить свою вину этим щедрым даром…

Но деньги пришли слишком поздно. Отель отошел к другому владельцу, а она связала себя словом утешать Милли. Судьба зло посмеялась над ней, даже послав подарок – первый, что она получила, если не считать дара юности (хотя едва ли можно счесть даром то, забрали так скоро), и Гастона, которого у нее тоже отняли, – нет, рок неумолим. И все же как славно, как чудесно, что ей досталась тысяча фунтов. На этом позолоченном фоне ее жизнь заиграет новыми красками (какая разительная перемена в ее положении!), да и Ботты отныне станут относиться к ней по-другому.

«Вот видите, – скажет она в ответ на их грубое или холодное обращение, – ваш собственный сын, ваш родной брат признал, что нанес мне глубокую рану, и открыто заявил об этом, сделав запись в своем завещании». После таких слов посрамленному семейству придется держаться с ней любезно.

Агата медленно и торжественно воздела руки, словно благословляла покойного, и произнесла тоном победительницы:

– Я неверно судила об Эрнесте. В душе он был человеком справедливым.

– Да, – согласилась Милли.

– Он раскаялся, – заключила Агата, – и исправил зло.

– Да, – подтвердила Милли.

– Этот его поступок восстанавливает мое доброе имя в глазах Боттов, – добавила Агата.

– Да, – признала Милли и прибавила после недолгой заминки, теребя в руках платок: – Вот только больше не будет никаких Боттов.

– Как это, никаких Боттов? – изумилась Агата.

– Я рассталась с ними и больше не вернусь в Титфорд.

– Рассталась с Боттами? Покинула Титфорд? – воскликнула Агата. – Так ты собиралась… ты задумала, переехать ко мне в Швейцарию? – И воображение тотчас нарисовало ей счастливую картину: они с сестрой вместе едут в горы и на деньги Милли выкупают отель (да не какую-то долю, а весь целиком), для них обеих открывается новая жизнь. Их ждет благоденствие, покой, процветание; доходы их умножатся, ибо ради общего блага она станет умело распоряжаться капиталом Милли. Агата положила руку на плечо сестры и на этот раз не отдернула. – Этого ты хотела, да?

Милли судорожно глотнула, будто у нее ком подступил к горлу, и разуверила сестру, сообщив сдавленным голосом:

– Я лишь собиралась передать тебе деньги и снова встретиться с тобой, потому что мы так давно не виделись, а потом… что ж, потом я бы вернулась в Англию.

– Но куда же тебе возвращаться теперь, когда ты рассталась с Боттами? Нет-нет, моя дорогая Милли. – Агата сжала ее плечо. – Нет-нет, моя сестренка. Твое место рядом со мной. Отныне мы должны быть вместе. Мы вдвоем поедем туда, где жизнь лучше, чище и проще, поселимся вдали от всего, что тебя огорчало. Рука об руку мы начнем новую…

– Мы не можем. – Милли покачала головой. – Мы не сможем ничего начать рука об руку, Агги. У меня нет денег. Эрнест ничего мне не оставил. Все, что у него было, за исключением твоей тысячи фунтов, он велел отдать на благотворительность.

Все время, пока Милли молчаливо слушала историю Агаты, сердце ее сжималось от невыносимо острой, почти физической боли. «Согрешите пред Господом, и испытаете наказание за грех ваш»[22]. О да, теперь она в этом убедилась, но почему наказание постигло и Агги, которая не совершила зла и не виновна ни в каком грехе? Стиснув на коленях холодные руки, Милли в отчаянии воззвала к Небесам – то были не столько молитвы, сколько вопросы, исполненные муки: «Что же мне делать? Как не причинить ей еще большую боль? Разве справедливо наказывать ее за мои прегрешения?»

Но молитвы всегда остаются без ответа: ей ли не знать! – по крайней мере, ее молитвы. И, не надеясь больше на помощь свыше, Милли, которая еще недавно клялась никогда больше не лгать, снова взялась за старое.

Как было этого избежать? Благодаря лжи Агата могла получить тысячу фунтов и думать, что деньги эти принадлежат ей. Так или иначе, она их получит. Это единственное, что могла для нее сделать Милли. Ах, если бы у нее было в десять, в двадцать раз больше! Но за исключением этой маленькой лжи Милли не думала больше кривить душой и не собиралась скрывать правду об Артуре, хотя уже сомневалась, что Агата ее поймет. Как охотно и с какой легкостью она обходила молчанием свой роман, но больше скрытничать не могла: как умолчать о том, кто не сегодня завтра мог стать Агате зятем? Теперь Милли ясно понимала, что, оставшись без единого пенни, должна выйти замуж за Артура, а поскольку при обычных обстоятельствах подобный поступок со стороны вдовы расценили бы как непристойную поспешность, его могла объяснить одна лишь правда. Однако признаться во всем было очень непросто. По спине Милли пробежал холодок, ее мучили сомнения, как примет Агата ее признание. Что, если она почувствует себя глубоко оскорбленной и возмутится? Весь ее облик и поведение говорили о строгой приверженности правилам морали. С годами она стала суровой и непреклонной, хотя в далекую пору их юности была натурой пылкой и страстной, живой как ртуть.

Милли сцепила ледяные пальцы. Неудивительно, что многие так часто утаивают правду – когда из доброты, когда из вежливости, когда из нежелания оскорбить или ранить. А может быть, из страха? Неужели она вновь, как это часто, к сожалению, случалось в прошлом, просто струсила?

Да, несомненно, так и было, ибо от одной мысли о том, что придется рассказать сестре об Артуре, Милли покрылась холодным потом. Она вздохнула и удержала ладонь сестры у себя на плече, потому что, услышав о пожертвовании Эрнеста на благотворительность, та порывалась ее отдернуть.

– Так это значит, – заговорила Агата, – что ты бедна? – В голосе ее слышалось изумление и недоверие. – Ты, Милли?

– У меня нет ни фартинга, – признала Милли и повторила, словно удивляясь своим словам: – Да, совсем ничего.

– Ты осталась совсем без средств? – Теперь от голоса Агаты веяло холодом: казалось, сердце ее захлестнула ледяная волна. Злой рок, что тяготел над ней, настиг ее снова в тот самый миг, когда она подняла было голову. Значит, Милли нищая? Колесо судьбы повернулось, и они с сестрой поменялись местами, теперь обладательницей денег стала она сама, и наследство, возможно, предназначено им обеим? О, но это невозможно. Разве мог Эрнест… да и с какой бы стати? Что толкнуло его на этот странный, чудовищный поступок?

– Тебе это кажется странным, верно? – спросила Милли. – После стольких