Читать книгу - "Ушла в винтаж - Линдси Левитт"

что с трудом стою на ногах. Голос предательски дрожит. Не понимаю, почему я не могу просто выплеснуть эмоции и уйти. Мне будто хочется испытать боль. Задавая Джереми вопросы, на которые я не хочу знать ответы, я довожу приглушенную ноющую боль до невыносимых страданий от осознания правды.

То, как он меня описывает, словно я такая примитивная девица, не способная на глубокие мысли и чувства… это так низко. Я всегда его выслушивала, когда он рассказывал о своих огорчениях, а он меня никогда не спрашивал, что меня беспокоит, потому что думал, что меня вообще ничего не волнует. Но у каждого есть тревоги и волнения.

– Ты с ней когда-нибудь встречался?

– Нет.

Уже легче. Следующий вопрос можно не задавать – никакого физического контакта между ними не было. Но дело не в этом. Физического контакта ему хватало и со мной. А с BubbleYum у него была эмоциональная связь. Это девушка, которая знала о нем правду. В этом смысле она более настоящая, чем я.

– Как давно ты женат на этой девице?

– Что за глупости, мы не женаты!

– А твой профиль утверждает обратное.

– Не понимаю, почему тебя это так беспокоит. Это всего лишь дурацкая игра!

Я перевожу взгляд на Оливера. Он стоит, склонившись над торговым автоматом. В одной руке телефон, в другой – пакет попкорна. Оливер поднимает глаза, встречается со мной взглядом и тут же утыкается в телефон. Интересно, насколько он приложил руку к режиссуре этого спектакля, знает ли он, о чем мы сейчас говорим.

– Ладно, как давно вы с ней общаетесь? – спрашиваю я.

– Не знаю. С весны. Наверное, с апреля.

Пять месяцев, не больше и не меньше. К тому времени мы с Джереми встречались уже почти целый учебный год. Он успел побывать на нашем семейном сборе. Мы уже начали вести разговоры типа «Поехали следующей зимой кататься на сноуборде в Биг-Бэар-Лейк», то есть планировать какое-то совместное будущее, пусть не на всю жизнь, но хотя бы на ближайшее время.

– И с каких пор ты начал признаваться ей в любви?

Джереми замирает на месте. В их переписке я не видела слов «Я тебя люблю», но по его реакции сразу понятно, что такие слова были. Как можно говорить такие вещи двум разным людям одновременно? И он ведь не просто писал ей о своих чувствах – он их действительно испытывал. Он признавался ей в любви не для того, чтобы стереть физические границы, а потому, что Дженни знала его – всего, целиком.

А мне приходилось довольствоваться жалкими кусками.

– Мэллори, послушай, я не должен был так реагировать в Сети. И в классе тоже. Но что было – то прошло…

– Нет, то, что было, не проходит бесследно. Это дурацкая отговорка. Если прошлое ничему нас не научит, оно может повториться снова. – Я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. И вообще, я не собираюсь плакать. Я как бабушка – сильная, независимая и… веселая. Недаром я создала группу поддержки. Я иду в сторону Оливера. – Отвези меня домой, пожалуйста.

Оливер смотрит на кузена. Не знаю, какой миной или жестами отвечает ему Джереми.

– У вас обоих все хорошо?

– Оливер, я что, выгляжу как человек, у которого все хорошо? Ты можешь отвезти меня домой, пока я перед ним не разрыдалась?

– Мэллори! – кричит Джереми. – Не будь глупой. Вернись!

– Моя машина на парковке для старшеклассников. Пойдем. – Больше Оливер ничего не говорит – просто молча идет к своему разбитому темно-красному «Ниссану» и открывает мне дверь со стороны пассажирского сиденья. У него в салоне три фигурки гавайских танцовщиц на приборной панели и еще три сзади. Интересно, какие мысли скрываются у этих девушек за беззаботными улыбками, за их пластиковой оболочкой? Исполнительницы хулы никогда не наденут футболку с джинсами, всю свою жизнь они вынуждены танцевать по заказу. Это так печально, мне так жаль их, и себя тоже, и вся эта ситуация такая невыносимо печальная, что на глаза наворачиваются жгучие слезы.

Оливер садится в машину, бросает на меня взгляд и вставляет ключ зажигания.

– Что это за гавайки? – Я запинаюсь и всхлипываю, слезы буквально душат меня. – Ты женоненавистник… или что?

– Понимаешь, у меня была одна, а все решили, что я их коллекционирую, и начали дарить. И это круто: они стоят на месте и в то же время двигаются. Как болванчики.

– А я болванчиков собираю. Бейсболистов.

– Ты что, ненавидишь бейсболистов?

– Я к ним равнодушна. Мне нравятся болванчики.

– А мужчин ненавидишь?

– Не лучший вопрос… в данный момент. – Я всхлипываю, из носа течет.

Нагнувшись надо мной, Оливер открывает бардачок. От Оливера пахнет апельсинами. Знаете, наш городок ведь даже называется Ориндж, как апельсин. Цитрусовые ароматы здесь не редкость. Но это мой любимый фрукт, а Оливер благоухает так сильно, как будто искупался в апельсиновом соке. Вытащив из бардачка несколько салфеток, он протягивает их мне. Я сморкаюсь, стараясь сделать это незаметно, впрочем не сильно, как я погляжу.

– И где ты живешь?

– Мне нужно… несколько минут. Я не хочу, чтобы мои… видели это.

– На пляже сейчас полно людей. Хочешь, заедем на пару минут в Эль Модену, остынешь немного?

– А что такое Эль Модена?

– Его еще называют Опен Спейс, ты наверняка знаешь. Парк на холме за Кэннон-стрит. Поедем туда. Я никуда не тороплюсь.

Я киваю. Немного остыть – как раз то, что нужно человеку, который только что с кем-то поругался. Мы оба понимаем, как близка я сейчас к истерике.

Оливер включает какую-то мягкую ненавязчивую музыку, избавляя меня от необходимости говорить. Он осторожный водитель, все время смотрит на дорогу, не отвлекается, и я могу спокойно окунуться в свои мысли.

Единственный человек, кого я ненавижу сейчас даже больше, чем Джереми и Дженни, это я сама. Я ненавижу себя за то, что плачу, за то, что все еще переживаю из-за парня, который меня так обидел и отказался признать свою вину. Ненавижу себя за то, что считала его совсем другим, пока на поверхность не вышло его истинное «я», которое всегда в нем присутствовало. Ненавижу таких девушек, как я. Раньше я никогда такой не была. Если бы я наблюдала за ситуацией со стороны и видела, как через это проходит другая девушка, я бы пожала плечами и сказала: «Да он полный придурок. Забудь его».

А вот сама забыть не могу.

Джереми отчасти прав насчет отношений в моей жизни. Я никогда не дралась с подружками, не конфликтовала с мальчиками, не портила отношений с