Читать книгу - "Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк"

У меня появляется легкое ощущение мурашек на затылке, там, где мои волосы были приподняты и заплетены в косу, как будто кто-то наблюдает за мной. Не желая оборачиваться и проверять, так ли это, я продолжаю смотреть на Руэна, пока он говорит.

— Дело не столько в том, что мы нашли, сколько в том, чего мы не нашли, — начинает он.

— Что это значит? — Мейрин спрашивает, нахмурившись.

Брови Руэна хмурятся, а между глазами образуются двойные морщинки, когда он, кажется, обдумывает свои следующие слова. Затем, со вздохом, он говорит:

— Здесь нет классных комнат. Предполагается, что это была первоначальная Академия, но нет никаких признаков того, что это место вообще для чего-то использовалось. Все остальные помещения для Смертных Богов такие же — неухоженные и грязные. Многие как из Ривьера, так и из Пердиции жаловались на Терр из Ортуса, но они ничего не предприняли по этому поводу.

— Я удивлена, что Смертные Боги не набросились на них, — мягко говорю я. Там, в Ривьере, Терра мог бы получить пощечину или избиение за то, что посмел даже неправильно взглянуть на Божественное потомство.

Полуночные глаза Руэна встречаются с моими. — Они это сделали.

Мейрин резко вдыхает, и когда она оборачивается, я знаю, даже не глядя, что она ищет Найла, чтобы убедиться, что он невредим. Сомневаясь, что с этого момента до того, как мы вошли и я увидела его, что что-то могло произойти, я продолжаю концентрироваться на мужчине напротив меня.

— Так они набросились? — Уточняю я.

Он кивает.

— Как? Почему я ничего не слышала?

— О, ты же знаешь, какие мы, маленькая воришка, — говорит Каликс, откидываясь на спинку сиденья и беря булочку. — Кто-то орет, кто-то требуют к себе лучшего обращения, а кто-то набрасывается с кулаками. — Он пожимает плечами. — Терры Ортуса не реагирует. Ни на какие оскорбления. Поэтому остальные поняли, что независимо от того, чего они требуют, будут предоставлены только определенные вещи. Убирать их комнаты и предлагать еду получше, чем это, — он делает паузу, указывая на печальную отговорку Мейрин насчет супа, тушеного мяса или что там еще, черт возьми, это такое, — здесь не предложат.

— Чего они от нас хотят? — Дрожащий вопрос Мейрин прорывается сквозь быстро нарастающее напряжение за столом.

— Это вопрос, на который мы все хотим получить ответ, — говорит Теос, когда Терра, которого я узнаю по Ривьеру, останавливается у стола с подносом в руках. Мужчина, и без того слишком худой, выглядит так, словно похудел еще больше, хотя мы пробыли здесь всего день и ночь, но его руки не дрожат, когда он ставит четыре миски, чтобы раздать их Даркхейвенам, а также мне. Я беру миску и подношу ее к носу, принюхиваясь.

От еды поднимается аромат кислого перца и густой мясной запах. И даже несмотря на то, что мне уже доводилось есть всякое дерьмо — просто потому, что под руководством Офелии выбора не было, — сейчас я не хочу это есть. Меня не только смущает возможность, что что-то в этой странной жиже уже протухло, но и настораживает сам факт того, что это нам дали Боги.

Все откидываются назад и хранят молчание, пока Терра заканчивает свои обязанности, прежде чем исчезнуть в конце ряда, раздавая новые миски прибывшим новичкам. Каликс бросает недоеденный хлеб в миску, а затем поднимает ложку, чтобы зачерпнуть кусок и проглотить его обратно.

Как один, Теос, Руэн и я с любопытством наблюдаем за ним. Он немного пожевывает, прежде чем проглотить и пожать плечами. — Это съедобно, — говорит он нам. Теос с сомнением бросает взгляд на свою тарелку.

К сожалению, несмотря на мое убеждение, что еде нельзя доверять, человек может выдержать не так уж много. Я с гримасой тянусь за едой. Наши вопросы откладываются в долгий ящик, поскольку мы стараемся запихнуть в себя как можно больше этой странной бурды. Как я и ожидала, судя по запаху, оно чересчур пряное и в то же время какое-то жирное, и его трудно проглотить, но я всё же умудряюсь затолкать в себя добрую половину миски, прежде чем отодвинуть её в сторону и запить водой из кувшина на краю стола — заодно заев всё это чёрствой булкой.

— Ну, даже если еда, которую они нам дают, не годится даже для скота, — бормочу я, катая булку между ладонями, — если они всё ещё пытаются поддерживать хоть какое-то подобие порядка, значит, нас собираются убить не сразу.

Мейрин давится кусочком собственной булочки и дико кашляет в ладони, когда три пары серьезных глаз — зеленых, золотых и голубых — останавливаются на мне. Я снова смотрю на них и моргаю.

— Что? — Спрашиваю я, когда никто не произносит ни слова. — Вы не можете сказать, что я не права.

Руэн отодвигает миску и скрещивает руки на груди. — Мы не знаем, хотят ли они нас убить, — говорит он, понизив голос.

Я закатываю глаза. — Тогда для чего еще, они могли притащить нас сюда? — Спрашиваю я. Однако, прежде чем он успевает ответить, я наклоняюсь вперед. — Эта дурацкая история с Весенним Равноденствием? — Я фыркаю. — Не валяй дурака, Руэн, ты слишком умен, чтобы поверить в это.

— У-убить нас? — Дрожащий голос Мейрин вновь разжигает во мне сострадание. Я так часто забываю, что Мейрин воспитывалась не так, как я или Даркхейвены. По сравнению с нами, она такая же невинная в этом мире, как и Найл.

Бросив хлеб на стол рядом со своей тарелкой, я поворачиваюсь к ней. Хотя я и хочу предложить ей какое-то утешение, я не хочу лгать ей. Когда я смотрю на ее восковое лицо и бледные губы, на круглые глаза, мерцающие от страха, говорить становится еще труднее.

— Зачем им хотеть убить нас? — Спрашивает Мейрин, переводя взгляд с меня на Даркхейвенов. — Мы делали все, о чем они нас просили. У них нет причин…

— Им не нужна причина, — говорит Каликс, прерывая ее раздраженным звуком, вырвавшимся из его горла. Ее внимание переключается на него. — Боги правят этим миром и нами, а мы для них ничто.

— Мы их дети, — защищается она, хотя по ее тону я могу сказать, что она не испытывает никакой привязанности к нашим родителям.

Каликс опирается локтями на стол, отчего массивное дерево скрипит под его весом. — Тогда где твоя мать, Мейрин? — он спрашивает. — Когда ты видела ее в последний раз? Говорила с ней? — Когда в ответ на его вопрос ничего, кроме тишины, он насмешливо фыркает. — Так я, блядь, и думал. — Он машет рукой в воздухе,