Читать книгу - "Невинная для двух альф - Даная Иная"

А когда Тихон наклонился и снова влажно коснулся моих набухших сосков, и вместе с этим Леон вошел до конца, я застонала. Но не от боли, а от того, как все это было остро, до предела.

Леон продолжал сдержанно двигаться во мне. Его ладони крепко держали мои бедра, не давая ускользнуть.

Но и сквозь это я ощущала Тихона. Он был рядом — горячий, тяжелый, реальный. Его губы все еще блуждали по моей груди, руки гладили живот, разжигали новую волну. В какой-то момент Тихон прошептал мне прямо в губы:

— Малышка... можно?

Что можно? На всякий случай я согласно покивала сквозь туман происходящего. Скорее, неосознанно — тело ответило быстрее разума.

Леон позволил — вышел, уступая место Тихону. Я сжалась — внизу все зудело. Еще один вход? Как это выдержать?

— Я аккуратно, Олив, — уловил Тихон мое состояние.

А Леон пристроился сбоку, одной рукой поглаживая мои волосы, другой — свой ствол.

Тихон не торопился. Ласково касался, подготавливал — пальцами, губами. Успокаивал.

А потом вошел. Тугая боль вернулась — другая, новая. Но я знала, что она уйдет. Я уже пережила первую.

И все же дыхание сбилось, горло сдавило, в глазах потемнело. Возможно, член Тихон был крупнее, чем у Леона, а может, сказывался второй заход на свежую рану.

— Скажи, если слишком, — шепнул Тихон. — Я остановлюсь. Правда.

Несмотря на разрывающее изнутри жжение, что-то во мне отчаянно желало, чтобы Тихон продолжал.

И он продолжал: шаг за шагом, по сантиметру вводя в меня свое орудие, позволяя мне свыкнуться с размерами, адаптироваться к ним. Но все равно было жарко, тесно, сильно.

Леон говорил что-то — я не различала слов, только тембр: низкий, мурлыкающий, нежный. Он ласкал меня своим голосом, напоминая, что он рядом.

А Тихон все двигался во мне. От каждого толчка дрожь прокатывалась от копчика до макушки.

— Детка, погладь его... — услышала я Леона.

Кого — его? Я слабо простонала в ответ, наблюдая сквозь полуприкрытые ресницы, как Леон кладет мою руку себе на поршень. А сверху размещает свою ладонь и начинает перемещать эту конструкцию туда-сюда.

Двойственность случившегося доходила до меня. Как и то, что отныне мне не нужно выбирать. И чем явственнее я осознавала происходящее, тем мне становилось горячее. Я не видела лиц — лишь свет фонаря, пляшущий на стене, и их силуэты, движения, дыхание. Жар разрывал меня изнутри, заставлял сгорать заживо, возрождаясь, как феникс из пепла.

Внезапно Тихон едва слышно ругнулся, вытащил из меня свой стержень — быстрее, чем я ожидала, чем хотелось бы. Но почти сразу поняла, в чем дело, когда на мой живот пролилось его семя.

Леон ловко протянул руку, коснулся меня внизу. Инстинктивно я попыталась свести ноги, но он прошептал:

— Подожди, крошка...

Время растянулось в тягучую, вязкую субстанцию. Несколько ласковых, но уверенных движений рукой — и меня накрыло той самой гигантской волной. Реальность начала таять, растворяться в ослепительных вспышках перед глазами.

Хриплый стон донесся словно издалека, сквозь толщу воды. Пальцы Леона крепче сжали мою руку, а потом ее залило горячим.

Но все это осталось где-то на периферии сознания, пока я парила в этом восхитительном уничтожающем мареве. Так же, как и то, что было дальше: влажные салфетки, слаженные действия переговаривающихся альф, тянущая боль внизу живота.

А после Тихон осторожно прижал меня к себе сзади. Леон улегся с другой стороны. Я оказалась в теплом надежном домике.

— Завтра, — вздохнул Леон.

— Завтра, — эхом повторил Тихон. В его тоне проскользнула какая-то особенная, почти заговорщическая нотка.

— Что завтра? — спросила я, поочередно вглядываясь в лица своих истинных, но они хранили молчание. Их взгляды были непроницаемы, словно они знали какую-то тайну, которой не планировали делиться.

Нужно было подниматься, идти в душ, приводить себя в порядок. А им, наверное, пора было расходиться по своим комнатам, пока ночь еще не стала рассветом, пока никто не увидел их в общежитии омег. Но все это казалось таким далеким, почти нереальным.

А сейчас я была в их власти и больше не боялась этого.

Глава 20. Истинность на троих

Я проснулась от странного ощущения. Тело болело сладко и тягуче, особенно между ног, где любое движение порождало теплую пульсацию и едва уловимую, почти приятную боль — как воспоминание о том, что было ночью.

Я осторожно потянулась рукой к шее, где чуть выше ключицы пульсировала метка Тихона. Она саднила, словно крошечная тлеющая искра, которая никак не хотела угасать. Кожа вокруг была припухшей, чувствительной к малейшему касанию.

Метка, оставленная Леоном на внутренней стороне бедра, отзывалась иначе — более глухо, будто ее боль спряталась под поверхностью кожи, но все еще давала о себе знать.

Это были не просто следы — но знаки, символы принадлежности. Я была помечена дважды.

Тихон и Леон незаметно ушли, когда я задремала. И теперь, лежа в пустой комнате, я не знала, что будет дальше. Мы будем встречаться тайком? Альфы сделают вид, что ничего не было? Потребуют выбрать одного? От этой неизвестности внутри все сжималось.

Собиралась я долго. Одеваться пришлось медленно, буквально по миллиметру натягивая ткань на тело. Я морщилась от каждого прикосновения одежды к коже.

На всякий случай я тщательно прикрыла метки. Нижняя надежно затаилась под юбкой, а на шею я повязала кокетливый платочек. Смотря на себя в зеркало, я вдруг вспомнила тот злополучный шарф, утерянный в уборной клуба. Так мало времени прошло с тех пор, а казалось, что целая жизнь.

Едва я вышла на крыльцо корпуса, как увидела Леона и Тихона. Они стояли, непринужденно опираясь о перила, будто прошедшая ночь не оставила на них ни следа. Но стоило мне подойти ближе — и воздух вокруг нас сгустился. Их взгляды обожгли меня с двух сторон, как и вчера.

— Доброе утро, — выдохнула я.

— Утро, крошка, — ослепительно улыбнулся Леон.

— Пойдем? — спросил Тихон.

— Куда?

Они переглянулись.

— В регистратуру, — пожал плечами Леон, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном. — Пора оформить нас. Официально.

— Подадим заявление втроем, — твердо добавил Тихон.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Я не ожидала такого поворота. Вчера истинные ни разу не упомянули о заявлении. Да и вообще: как это было возможно?

— Вы... вы серьезно? — прошептала я.