Читать книгу - "Невинная для двух альф - Даная Иная"

Мои кулаки непроизвольно сжимались при каждом его взгляде, брошенном в сторону моей детки. Я чувствовал, как внутри все кипит от ревности и раздражения, но держал себя в руках. Тихон же шел невозмутимый и спокойный, словно ничего не происходило. Будто не он всю дорогу не сводил с Оливки голодных глаз.

Делать ничего с нашей омежкой мы не стали. Как мой бедный член это пережил, как от напряжения не лопнули яйца — сам не понял. Но моя крошка была достойна большего, чем банальный трах в переходе между корпусами. Как минимум, определенности.

Я смотрел ей вслед, пока она не зашла в корпус. Когда ее сладкий запах растворился в воздухе, позволил себе выдохнуть. Пальцы все еще ощущали ее тепло, а из головы никак не удавалось прогнать картинки того, как Оливия становится на колени и берет мой ствол себе в ротик. Успокаивало лишь то, что это впереди.

Моя истинная ушла к себе в комнату, а я стоял и охуевал от себя. Куда подевалась вся моя былая прыть, когда я просто ебал омегу, а утром забывал, как ее звали — если вообще знал?

Но не с Оливкой. С ней бы так не получилось. В мудреные слова облекать эти ощущения не было желания — я знал, что тут все по-другому, и этого было достаточно.

Но блядь — даже эту идиллию кое-что портило. Тихон. Второй альфа — мощный, реальный, претендующий на то же, на что и я.

— Бля, что делать-то будем? — вбросил я в пространство, глядя туда, где минуту назад была Оливия.

Тогда, в переходе, мы обменялись взглядами, и теперь следовало понять, сошлись ли мы во мнениях. На тот момент мне показалось, что да, но хуй его знает, всегда лучше спросить.

Тихон не ответил. Он всегда был из тех, кто больше действует, чем говорит. Мы не были близко знакомы до всей этой истории, но приблизительно я понимал, что он за альфа.

— Я верю Оливке, — продолжил я, не оборачиваясь. — Двойная истинность — ей нужен каждый из нас.

Ответом снова было давящее молчание.

Я повернулся. Тихон смотрел в сторону, челюсть была сжата. На скулах играли желваки. Его запах — резкий, со злостью и фрустрацией — бил в нос, но я не отступал.

— Хочешь драться? — я прищурился. — Или, может, хватит?

Тихон наконец зыркнул на меня. В его мрачном взгляде читались ярость, боль, и... да, что-то еще. Та же самая обреченность, что поселилась во мне.

— Не хочу, — глухо сказал он. — Но и отдавать ее не собираюсь.

— И не надо, — я шагнул ближе. — Я тоже не собираюсь. Поэтому придется действовать официально.

Он глянул на меня исподлобья.

— В смысле?

Кажется, я переоценил этого громилу. Думал, он сообразительнее.

— Нам нужно подать заявление втроем.

— В смысле? — во второй раз повторил Тихон, и я убедился, что некоторые вещи до него доходят туго. Не зря говорят — сила есть, ума не надо.

— Мы втроем должны подать заявление на истинность с Оливией. Иначе так и будем гоняться друг за другом, разрывать ее на части и разносить стены. Я подзаебался от ожидания. От того, что она бегает от нас. От того, что смотрит на нас с одинаковым голодом — и не может выбрать.

Я замолчал, тяжело дыша после своей гневной тирады. Тихон сплюнул куда-то вбок и уставился на меня, сощурившись.

— Если мы оба подаем заявление... — начал он, но запнулся. — Ты понимаешь, что с ней будет?

Примерно я понимал. Омега между двумя истинными — это не просто страстные игрища в постели. Хотя и они тоже, конечно. Но прежде всего — это пойти против общества. Сложно было представить, что конкретно будет дальше. Но иного выхода я не видел.

— Да, — произнес я, — поэтому и необходимо сделать все по правилам. По академическому протоколу. Подаем и ждем оценки. Если они подтвердят двойную совместимость — решать будем втроем.

Тихон пялился на меня долго. Потом кивнул — коротко, однократно, как отрезал.

Разумеется, это было не добровольное согласие. Какой альфа в здравом уме пойдет на такое? Это было признание поражения. Мы оба очутились в ловушке, и оба догадывались, что выбираться из нее предстоит не нам, а ей.

Тихон

Моя маленькая ушла. Испарилась практически сразу, как мы проводили ее до самой двери общежития. А я замер чего-то как истукан, жадно вдыхая в себя последние ускользающие нотки ее аромата.

Пока не наступила тишина. Которую так бездарно нарушил этот выскочка Леон. Когда он назвал ее Оливкой — прямо как я тогда, у озера, — желание ударить его стало почти нестерпимым. Сильнее, чем в прошлый раз. Гораздо сильнее. Однако не стал: преимущественно я все же был сдержанным ублюдком. Да и толку в этой драке не было никакого.

Оливия не принадлежала мне — да и ему тоже. Пока нет. Пока она не выбрала. Пока сама не шагнула в одну из сторон. Проблема в том, что я чувствовал: она не желает совершать шаг, она хочет разорваться. И мне не хотелось смотреть, как она мучается прямо на моих глазах.

Леон все не затыкался. Сказал про то, что нужно подавать официальное заявление втроем. Чтобы все по правилам.

Я тупо, на автомате, переспрашивал, а сам осознавал: он прав. До тошноты прав. Его слова, как кислота, разъели последние остатки моих иллюзий. Если это все правда — если она и моя, и его, — то никакие силы мира не выжгут нас из ее крови.

Я мог бы попытаться свалить, спрятаться, притвориться, что не чувствую ее тонкий, едва уловимый след в воздухе. Мог бы сделать вид, что ее аромат не проникает в каждую клеточку моего существа. Не заставляет член стоять колом при одной только мысли. Но какой бы выдержанной ни была моя натура — это было бы пиздежом.

Было бы неплохо убить этого Леона — просто-напросто вырвать из нашей истории, как занозу. Не знал же я о нем раньше, да? Так, что-то слышал мельком. Вот и дальше бы не знал.

Или забрать ее силой, уехать, исчезнуть. Но все это была хуйня. Потому что нельзя убежать от реальности. Если бы и удалось осуществить этот безумный план — счастье все равно было бы украденным, неполным, отравленным.